Со стеснившимся горлом Ариадна следила за тем, как он придирчиво и медленно осматривает одну за другой ноги жеребца. Теперь стали заметнее последствия падения: Колин приволакивал ногу и держался неестественно, слегка приподняв плечи, словно их свело судорогой и никак не удавалось расслабить. Однако он заботился в первую очередь о своем подопечном — о лошади, чуть было не убившей его.

Девушка отвела взгляд и стояла с поникшей головой, пиная мелкие камешки. Чувство вины переполняло ее. Нельзя, недопустимо было вести себя так! Ради того, чтобы удовлетворить свои низменные страсти, она бессовестно флиртовала с мужчиной и тем самым толкнула его на опрометчивый поступок. Ее безрассудство дорого обошлось и Колину Лорду, и Шаребу — двум дорогим для нее существам. Сама же она получила горький урок.

— Вам больно? — робко осведомилась она, поднимая взгляд.

— Ничего непоправимого со мной не случилось, — ответил Колин, не глядя на нее. — А вот подпруга порвалась.

— До подпруги мне дела нет. Меня интересует, что с вами! Вы мне дороги!

В этот момент Колин, присев на корточки, осматривал переднюю ногу Шареба. Он резко вскинул голову, и девушка столкнулась с гневным взглядом.

— Я вам дорог, вот как? Какого дьявола? У вас есть «ваш дорогой Максвелл», и этого вполне достаточно, во всяком случае для порядочной женщины!

— Но вы мне дороги как друг… — запротестовала Ариадна, ошеломленная злобной вспышкой.

— Если я вам дорог, то и ведите себя со мной как с другом!

— Но я думала, что это все невинно…

— Ах, вы думали! Должно быть, это забавно, когда мужчина извивается у вас на крючке! Забавно, когда его снедает безнадежное желание, когда его трясет как в лихорадке! Забавно, черт возьми, дергать за удочку, чтобы его зацепило и того сильнее! Я не играю в гнусные маленькие игры вашего круга, миледи! Они хороши для тех, у кого вода вместо крови. Таким нетрудно держать себя в узде, потому что они не способны на настоящее желание!

— Колин!

— Убирайтесь в коляску и дайте мне хоть немного покоя!

— Как вы смеете со мной так разговаривать!

— В коляску, черт возьми!!!

Ариадна сделала попытку надменно вздернуть подбородок, но лицо ее пылало от стыда. Совесть говорила, что она заслуживала выговор, что сама навлекла это на себя. Девушка отвернулась и сделала шаг к экипажу, но тут взгляд ее упал на другую сторону дороги. Там выстроились вдоль изгороди больше дюжины овец. Они стояли прямо против того места, где Колин осматривал Шареба, и тянули шеи против жерди, как если бы пытались оказаться как можно ближе к нему.

— Колин!.. — окликнула Ариадна, в своем изумлении забывая обо всем.

Одна из овец заблеяла, остальные вразнобой поддержали ее. Колин повернулся посмотреть, в чем дело, и его хмурое лицо прояснилось.

— Колин… — повторила девушка шепотом, чувствуя нечто вроде благоговения, однажды уже испытанное.

Звук его имени заставил ветеринара отвернуться. Ариадна отказалась от попыток привлечь его внимание, но была не в силах отвести взгляда. Ей пришло в голову, что именно это ощущают животные вблизи Колина Лорда. Его присутствие было чем-то особенным, привыкнуть к нему не представляло никой сложности. Но что будет, когда все кончится?

Что, если мир окажется пустым?

Не сознавая, что делает, Ариадна протянула обе руки и положила на плечи Колина, который теперь осматривал заднюю ногу жеребца.

— Вам ведь больно, позвольте мне…

Он вскочил вопреки боли в ноге, схватил ее за оба запястья и отступил так далеко, как мог.

— Оставьте меня в покое!

— Но вы ушиблись!

— Ничего не сломано, остальное пройдет.

— А укус? Позвольте мне осмотреть ваше плечо!

— Нет.

— Колин, ради Бога, будьте же благоразумны! В конце концов я плачу вам.

— Имущество надо держать в порядке. Понимаю.

Ариадна не стала огрызаться в надежде, что он смягчится. Колин, однако, продолжал ее удерживать, далеко вытянув руки. Не было никакой возможности ни освободиться от тисков, ни хотя бы подступить поближе. На лице его застыло выражение угрюмой решимости. Со вздохом девушка отказалась от своего намерения. Колин понял это и отпустил ее.

— Простите, — тихо произнесла она, растирая ноющие запястья. — Вы велели мне оставить вас в покое. Я так и поступлю. Никогда больше к вам не прикоснусь. Поверьте, и в этот раз я не желала ничего плохого. Вы… должно быть, я совсем утратила ваше уважение.

— Все не так, Ариадна. Молодости свойственно потакать своим слабостям, а вот зрелость… в зрелости такое непростительно.

Новая волна стыда и раскаяния захлестнула девушку. Колин так добр к ней, так великодушен! А чем она платит ему?

— Не щадите меня! Как джентльмен, вы чувствуете себя обязанным взять вину на себя, и я вам за это благодарна.

Но я знаю, кто виноват в случившемся. Я повела себя недостойно, и…

Она запнулась. Укоренившиеся представления и требования полностью заглушили голос совести, советуя перевернуть ситуацию с ног на голову, обелить себя.

— Мне не следовало так вести себя в первую очередь потому, — продолжала Ариадна, надменно вскидывая голову, — что мужчины по природе — рабы своих инстинктов.

Это свойственно даже самым хорошо воспитанным из них, что уж говорить о людях простых! Я сознаю, что низко пала, позволив себе флирт с простолюдином, и вполне заслужила, чтобы меня поставили на место!

Колин ничего не ответил на это, но взгляд его ясных глаз был достаточно красноречив. Ариадна смешалась. Казалось, этот взгляд осветил ее душу до самых дальних уголков, прочел все ее развратные мысли, все непристойные желания.

— О, Колин! — воскликнула она беспомощно. — Пусть мне будет хуже, но знайте, что меня отчаянно к вам влечет!

Я ничего не могу с собой поделать, как лошади, собаки, кошки, как эти овцы! Не знаю, как можно это расценить и как назвать! Животное тяготение, если хотите!

Ей потребовалось немалое усилие, чтобы остановить этот поток признаний. Долгую минуту она теребила какую-то нитку на рукаве, чувствуя на себе тяжелый и пристальный взгляд ветеринара. Наконец он кашлянул и пошевелился.

Ужасное напряжение оставило Ариадну, и она решилась поднять взгляд.

— Ариадна…

— Что, Колин?

— Считайте, что все прошло. Я не держу на вас обиды, не держите и вы на меня.

Девушка судорожно сглотнула. Ей хотелось обвить руками шею Колина, прижаться к нему и целовать его, целовать до бесконечности. Но об этом не было и речи, теперь еще менее, чем прежде. Мучительная тоска на миг навалилась на Ариадну, но она заставила ужасное чувство отступить.