— Я только хочу, чтобы вы знали… я не шутила, когда сказала, что вы привлекательны. Если вы этого не сознаете, тем хуже для вас… — Она сделала слабую попытку улыбнуться. — Может, отчасти поэтому я сделала то… то, что сделала. Во всяком случае, не потому, что жестока.

— Вы не жестоки.

— Откуда вам знать?

— Вы просто еще очень молоды, но речь не об этом.

Ничего хорошего не выйдет из игры, которую вы затеяли.

Постарайтесь не забывать, что мы так же мало похожи, как пищеварительные системы лошади и собаки.

Он усмехнулся и внезапно показался Ариадне не просто привлекательным, а удивительно красивым. Некстати явившийся образ «дорогого Максвелла» прошел рядом бледной тенью и растаял, и она даже не попыталась его удержать.

Как бы предлагая заключить союз на условиях чистой дружбы, ветеринар раскрыл Ариадне объятия, и она позволила себя обнять. Но если он чувствовал облегчение, сама она была близка к отчаянию. Слезы навернулись на глаза, пришлось крепко зажмуриться, чтобы их остановить.

«Мне не нужен Максвелл! Мне вообще никто не нужен, кроме тебя!»

Что-то изменилось, и Ариадна поняла, что слишком долго оставалась в объятиях, призванных быть дружескими, что это тревожит Колина. Она поспешно отступила.

— Ваше плечо! Нужно немедленно посмотреть, что с ним.

— Обычный укус. Не то чтобы со мной такое часто случалось… Ваше глупое животное терпеть меня не может.

— Мне страшно неловко за него… и за себя. Я хочу сказать, если бы не моя дурацкая затея, ничего бы не случилось.

— Вы так думаете? А мне кажется, он только и ждал случая меня как следует цапнуть.

— Осмотреть все равно придется — мало ли что…

Колин нахмурился, но Ариадна упрямо взялась рукой за верхнюю пуговицу его рубашки. Помедлила.

— Можно?

Он пожал плечами, отказываясь сопротивляться. Пальцы ее слегка дрожали, когда она расстегивала ему рубашку.

Едва прикасаясь, буквально паря над кожей, она сдвинула ткань, открывая край кровоподтека.

Колин прикрыл глаза, сделал глубокий вдох и задержал дыхание. Шареб вытянул шею и уставился на след своих зубов.

— Видите, он просит прощения, — поспешно сказала Ариадна, смущенная тем, сколько внимания привлекло ее занятие.

— Разве? — скептически осведомился Колин, бросив взгляд на жеребца.

— В самом деле. Конечно, он не в восторге от того, что вынужден принести вам извинения, но поскольку обошлось без наказания, ему кажется, что нужно ответить любезностью.

Колин снова посмотрел на Шареба — тот недвусмысленно оскалил зубы.

— Да уж, оно и видно.

— Я думаю, что он так думает, — поправилась Ариадна.

— Вы можете прочесть и мысли Грома?

— У Грома не может быть мыслей, которые можно прочесть, — пренебрежительно отмахнулась девушка. — Это всего-навсего лошадь.

— А Шареб кто?

— Как это кто? Он породистая лошадь! Он мыслит!

— Миледи, — сказал Колин с оттенком упрека, — способность мыслить не зависит от внешнего вида и чистоты породы.

Это пристыдило Ариадну. Она вспыхнула, чувствуя себя несправедливой, мелочной и злобной. Потом она почувствовала раздражение. Колин был не прав, он жестоко ошибался. Гром был жалкой старой клячей без родословной, без капли голубой крови, и вся ценность его состояла в том, что он заменил Шареба.

Но девушка поборола желание высказать все это. Старый мерин имел ценность только для ветеринара, зато ветеринар нужен ей, и не стоило обижать его.

Взгляд Ариадны невольно обратился к некрасивому запаленному мерину со впалой спиной и отвисшим животом.

Тот с упреком печально смотрел на нее, словно знал, какой приговор она мысленно вынесла. Девушка поспешно отвела глаза.

— Возможно, — заметила Ариадна.

Когда она склонилась над плечом Колина, тот тоже наклонился, чтобы получше рассмотреть травму. Теплое дыхание шевельнуло волосы Ариадны. Она сдвинула рубашку до локтя. За спиной Гром начал переминаться в оглоблях, и ей пришла в голову странная мысль, что он переживает за своего спасителя.

Снять рубашку только с плеча не получилось. Открылась также и грудь, поросшая светлыми волосами. Случайно коснувшись их, Ариадна узнала, что они даже мягче волос на голове Колина. Грудь была рельефной от мышц, дыхание ритмично вздымало ее. Безобразный кровоподтек украшал плечо.

— Ой! — непроизвольно вырвалось у девушки, и глаза ее округлились.

— Ой! — подтвердил Колин не без иронии.

— Надо что-то делать…

Взгляды их встретились и какое-то время оставались прикованными друг к другу. Потом Ариадна поцеловала свою ладонь и приложила к больному месту. Колин вздрогнул.

— Ариадна! Вы обещали не прикасаться ко мне.

— Я солгала.

— Но…

— Я же не прикасалась губами, только рукой, а это совсем другое дело.

Ладонь ее так и осталась прижатой к плечу.

— Я чувствую биение вашего сердца, Колин, — тихо произнесла она. — Тук-тук… тук-тук… тук-тук. Вы живы, но могли погибнуть… — Она шевельнула большим пальцем, и кончики светлых волос на груди пощекотали его. — Ваше сердце могло остановиться навсегда. Не знаю, смогла бы я это пережить или нет. Вы стали мне очень дороги, Колин Лорд. Если бы Шареб свалился прямо на вас…

— То я бы точно этого не пережил!

— Опять вы смеетесь!

— Не плакать же мне.

Ариадна подняла взгляд. Ясные глаза смотрели на нее с ласковой насмешкой. Он желал ее, желал отчаянно, этот красивый мужчина, занявший такое важное место в ее жизни. Потрясенная, девушка отдернула руку, потом упрямо принялась застегивать пуговицы на его рубашке, не попадая в петли. Какая-то часть ее души жаждала броситься ему в объятия и молить о поцелуях. Подавить эту жажду было нелегко.

Зачем, ну зачем она так тянулась к человеку, который не мог ей принадлежать? Нет на земле справедливости, угрюмо подумала Ариадна.

— Вот как мы поступим, — сказала она с фальшивым оживлением, чтобы скрыть боль. — Вы останетесь в коляске, а я поеду верхом на Шаребе. Так у нас не будет шанса прикасаться друг к другу и не возникнет даже тени искушения.

— Это самая разумная мысль, которую я слышу от вас с начала знакомства, — откликнулся Колин с той же неестественной веселостью.

Несколько минут он смотрел Ариадне в лицо, словно они расставались навсегда и он хотел запечатлеть в памяти ее черты, потом резко отвернулся и поднялся в коляску.

Девушка мысленно прокляла обстоятельства, которые так безжалостно разделяли их.