поэтому его в 1929 году перевели из Харбина в Турцию. Вы знаете, после того как Эйтингон об этом сказал, люди стали ко мне относиться немного иначе. Я думаю, что именно после этого доклада я и стал министром железнодорожного транспорта в Бурят-Монголии. Поэтому все, что мы делаем, обязательно отражается на всех наших потомках. Но, какая бы ни была некая детская обида на то, что отец куда-то пропал, она не забылась. Хоть оно, наверное, и неправильно.

Пока дед мой воевал за красных в Дальневосточной республике, а отец стал главным инженером-механиком на железной дороге в Харбине у Цзолиня, здесь у нас случилась история барона Унгерна. В 1919 году мы совместно с юэчжами из Синьцзяна разбили баргутский Меньцзян, и наши «васильковые» полки стали возвращаться в Россию. А здесь шли бои белых с красными. Белыми в Забайкалье командовал атаман Семенов, который некогда служил в Нерчинском полку. Командовал этим полком барон Врангель, а лучшим другом Семенова и был как раз барон Роман Унгерн фон Штернберг. Семеновские казаки были завзятыми «желтыми», бурят-монголы за это их не любили, и поэтому для того, чтобы взять под свой контроль полки «васильковые», требовался командир немецкой крови, который бы при случае был против «желтых» казаков. Так атаман Семенов произвел своего друга, Романа Унгерна фон Штернберга, в генерал-майоры и отдал ему под начало все «васильковые» части. Воевать с «семеновцами» новому командиру «васильковых» было бы странно, поэтому он повел наших сродников против китайцев, которые тогда заняли Ургу. Китайцы эти служили маршалу Чжан Цзолиню, получавшему деньги от американцев, так что друзья сочли, что это будет красивый жест против китайцев Цзолиня, союзных им «желтых» и вообще заморских американцев, которых заговорщикам было не жалко. Опять же отличие «васильковых» войск Унгерна от «желтых» семеновцев было нужно им для того, чтобы за Унгерном пошли бурят-монголы, которые только вернулись из похода против Меньцзяна, но не любили всех «желтых» и оказались крупной военной силой, не задействованной пока в Гражданской войне. Природа не терпит ведь пустоты, и если бы «васильковых» не смогли подчинить ни Семенов, ни Унгерн, то всем было ясно, что тогда наш путь лежал бы на красную сторону. Но нашим родичам была не так важна борьба красных с белыми, как появление китайцев в Урге, а, как я уже объяснял, Урга — это крупный храмовый комплекс среди Степи, который так почитают все ламаисты. Поэтому Унгерн войну свою вел скорее не против «красных», а против китайцев Цзолиня. У Цзолиня хозяевами были американцы, платившие и тому же атаману Семенову, так что вскоре армии Унгерна стали воевать и против «желтых» семеновцев, и в этом заключалась некая историческая неизбежность. При этом барон Унгерн был необычайно удачлив в бою. Злые языки, правда, говаривали, что большая часть его удачи состояла в «васильковых» полках, которые сперва были хорошо немцами выучены, а потом воевали без передыху с 1912 года — сперва за Озеро Далай-нур, а позже по просьбе немцев напали на прояпонский Меньцзян, чтобы оттянуть японские войска от немецкого Циндао, так что ветераны в этих частях были дальними походами закаленные и суровые, и их не умели остановить семеновские казаки, которые призывались совсем недавно и были фактически добровольцами. Но как бы ни было, Унгерн очистил от китайцев Цзолиня Монголию и разбил в боях войска атамана Семенова. За это его славили по всей Степи, и когда пришла пора мне креститься и принимать присягу на верность Родине, крестили меня как Романа именно в честь барона Романа Унгерна. Вот насколько был он популярен в те годы в наших краях. А пропал он по глупости: слишком высоко взлетел — потому и глубоко было падать. Как я уже говорил, Монголия появилась как буддистское государство, во главе которого был далай-лама. Поэтому для того, кто освободил всю Монголию, казалось логичным назваться буддистом, раз уж набирать армию свою он хотел средь монголов. А вот то, что в его армии офицеры были все православные, родились в России и давали присягу на верность России — этого он не учел. Равно как и того, что в самой Монголии военных особенно никогда не было, ибо аратская это страна. Слишком жарко, слишком сухо, для того чтобы вырастить большие стада, а без большого количества лошадей и овец не может быть много военных, ибо для них нужно всегда много мяса, если не баранины, так хоть бы омуля. Посему боевые офицеры легче получались в наших краях вокруг Озера, ибо земля у нас лучше, стада тучней, а стало быть, и родовичи богаче, чем в той же Монголии. Опять же — здесь у нас всегда есть возможность воспитывать детей в военных училищах и доучивать их потом в войсках русской армии. А где учиться военному делу в Монголии? Монголия была в те годы «как бы страной», этаким огромным предпольем, которое наши «васильковые» части вырезали из распадающегося Китая, для того чтобы у России было время на подготовку — случись нападенье Японии. Поэтому в самой Монголии в те годы ни войск, ни способного к войне населения не было, а отвоевали ее у Китая части, лишь называющие себя как «монгольские», но так как Унгерн был при этом не местный, он не понимал все эти тонкости.

Дальше — больше: у буддистов-ламаистов поиски мистического откровения происходят через употребленье наркотиков, поэтому Унгерн, став буддистом, быстро превратился в курильщика опиума, а под воздействием опиума быстро погрузился в опиумные фантазии. В этом воображаемом мире его монгольские армии, непобедимые и ужасные, шли по миру, сея кругом Смерть и Разрушения. Так как само имя «монгол» означает «варвар огня» или «варвар пустыни», барон принял на себя титул Джамсарана, или «Бога Огня, Войны, Смерти и Разрушения», думая, что тем самым он укрепит свою власть средь монголов. Беда при этом была для него в том, что ты не можешь быть «Богом Огня» и при этом поощрять «таинства Воды», то есть — Крещение и Причастие. Бог Огня, это с точки зрения наших старцев — ветхозаветный Яхве, который говорил с Моисеем из неопалимой купины, это Бог синедриона, который распял Спасителя, а это все делало барона Унгерна — новым Антихристом. Так что барон принял буддизм для того, чтобы крепче привязать к себе монгольских буддистов, не осознавая, что в его же армии буддисты были никто и звать их было никак, а буддистские святые и всякие бодхисаттвы для нас, православных, на одном уровне с языческими бесами и