— А я буду звать вас Грейс.

— Только попробуйте, — отрывисто бросил Томас.

Одли приподнял бровь, даже не взглянув на него.

— Он всегда принимает решения за вас?

— Это мой дом, — процедил Томас. Проклятие, он не из тех, кого можно игнорировать.

— Возможно, ненадолго, — обронил Одли.

Это был первый случай, когда он вступил в открытую конфронтацию, и по какой-то причине Томас нашел ситуацию забавной. Он посмотрел на Грейс, затем на Одли, и ему вдруг стало ясно, что Одли отчаянно старается заманить ее в свою постель.

— Просто чтоб вы знали, — сказал Томас, подсознательно подражая тону и улыбке Одли, — она не прилагается к дому.

Одли напрягся, затем вздернул подбородок. Отличный удар, подумал Томас, в самое яблочко.

— На что вы намекаете?

Томас пожал плечами.

— Думаю, вы догадались.

— Томас, — попыталась вмешаться Грейс, напомнив ему о горечи, которую он испытывал по отношению к ней.

— О, я опять Томас?

Тут Одли повернулся к Грейс в своей обычной шутовской манере и заявил:

— Мне кажется, он неравнодушен к вам, мисс Эверсли.

— Не будьте смешным, — отмахнулась Грейс.

А почему бы и нет? — подумал Томас. Почему бы ему не увлечься Грейс? Это было бы проще, чем терзаться от внезапно вспыхнувшей страсти к Амелии. В любом случае его позабавило, что Одли думает, будто он влюблен в Грейс.

Он скрестил руки на груди и уставился на своего кузена с видом превосходства.

Одли вызывающе улыбнулся.

— Мне не хотелось бы отвлекать вас от ваших обязанностей.

— А так обязанности мои?

— Ваши, пока дом принадлежит вам.

— Это не просто дом, Одли.

— По-вашему, я этого не понимаю? — В глазах Одли что-то мелькнуло, какая-то совершенно несвойственная ему эмоция. Это страх, с изумлением понял Томас. Одли был в ужасе от перспективы обретения титула.

И правильно, черт побери!

Впервые Томас ощутил проблеск уважения к своему незваному кузену. Если у него хватает ума бояться…

Что ж, по крайней мере это означало, что Одли не полный болван.

— Прошу извинить меня, — сказал Томас, почувствовав, что нетвердо стоит на ногах. Конечно сказался выпитый бренди, но и стычка с Одли. Никто из них больше не был самим собой: ни Грейс, ни Одли, ни, в особенности, он сам.

Он развернулся на каблуках и скрылся в гостиной, плотно закрыв дверь за собой. Он слышал бы их, если бы они остались в коридоре, но вряд ли они настолько глупы. Они пойдут куда-то, чтобы флиртовать и смеяться. Одли попытается поцеловать Г рейс, возможно, она позволит, и они будут счастливы, по крайней мере сегодня.

Томас опустился в свое кресло и уставился в окно. Почему он не может плакать?

Позже этим вечером Томас сидел в своем кабинете, делая вид, что занимается делами. На самом деле он искал уединения. В последнее время он не слишком наслаждался обществом себе подобных, особенно если это общество состояло исключительно из его бабушки, его новоявленного кузена и Грейс.

На столе лежали раскрытые гроссбухи, страницы которых были заполнены колонками цифр, тщательно вписанными его собственной рукой. Конечно, это было обязанностью управляющего Белгрейва, но Томасу нравилось вести записи самому. Почему-то цифры, внесенные им самим, лучше укладывались в мозгу. Несколько лет назад он пытался отказаться от этой привычки: казалось излишним вести два комплекта записей, — но у него было такое ощущение, что он не сможет видеть лес за деревьями.

А герцог именно должен видеть лес. Уиндем был огромной ответственностью, с владениями, разбросанными по всей Британии. Поймет ли это Одли? Будет ли относиться к своей миссии с уважением или станет перекладывать решения на управляющих и секретарей, как это делали многие знакомые Томаса, обычно с разрушительными результатами.

Может ли человек заботиться о таком наследстве, как Уиндем, если он не родился наследником? Томас благоговел перед герцогством, Но у него была целая жизнь, чтобы узнать и полюбить эту землю. Одли появился здесь на прошлой неделе. Способен ли он вообще понять, что все это значит? Сказал ли ему голос крови, когда он переступил порог Белгрейва: «А ведь это мой дом»?

Вряд ли. Учитывая, как его приветствовала их бабушка.

Томас потер виски. Все пойдет прахом. Не сразу, конечно. Для этого он слишком хорошо управлял поместьями. Но со временем Одли разнесет все на части, даже если это не входит в его намерения.

— Что ж, это будет не моя проблема, — сказал он вслух. Он уже не будет герцогом. Дьявол, он, наверное, даже не останется в Линкольншире. Интересно, есть ли на этот счет какие-нибудь распоряжения в завещании его деда? Какой-нибудь маленький домик под Лидсом, который тог купил, чтобы отослать туда своего младшего сына. Ему не хотелось оставаться поблизости, когда Одли примет на себя его роль. Он переберется в другое поместье и прекратит общение со всеми ими.

Томас сделал глоток бренди, отметив, что почти прикончил бутылку. Это принесло ему некоторое удовлетворение. Этот бреди нелегко достался ему, и он не испытывал особого желания оставлять его Одли. Но это послужило ему напоминанием о некоторых телесных потребностях. Он отодвинул кресло и встал. В углу имелся ночной горшок, но он недавно оборудовал Белгрейв последними достижениями туалетных технологий. Будь он проклят, если откажется от удобств, прежде чем его вышлют на север, в Лидс.

Томас вышел из кабинета и двинулся по коридору. Время было позднее, и дом затих. Он не спеша сделал свои дела, любуясь современными изобретениями, затем направился назад, в кабинет, где и намеревался провести ночь — точнее, ее остаток, — прикончив бренди.

Но по пути он услышал шум, свидетельствующий, что еще не все легли спать. Он остановился и заглянул в розовую гостиную. На столе стоял зажженный канделябр, освещая комнату мерцающим сиянием. Возле секретера, стоявшего в дальнем углу, суетилась Грейс, открывая и закрывая ящики с расстроенным выражением лица.

Он должен извиниться перед ней, решил Томас. Его поведение сегодня днем было непростительным. Они слишком долго дружили, чтобы позволить их дружбе закончиться вот так.

Грейс вздрогнула, когда он окликнул ее по имени.

— Томас, — сказала она, — я не знала, что вы еще не спите.

— Еще не так уж поздно, — отозвался он.

Она слабо улыбнулась.

— Наверное. Вдовствующая герцогиня легла, но еще не спит.

— Ваша работа никогда не кончается? — спросил он, входя в комнату.

— Нет, — сказала она, смиренно пожав плечами. Он видел этот жест бесчисленное множество раз и выражение лица, которым он сопровождался: немного удрученное и чуточку ироничное. Право, он не понимал, как она выносит его бабку. Сам он мирился с ней, потому что был обязан.