Мне надоело сидеть в машине, и я немного прошлась. Для началаспустилась к реке. Вблизи воды было прохладно, даже холодно. Я поежилась,потому что переодеться не сообразила и до сих пор щеголяла в шортах и майке. Вголове возникла мысль развести костер, согреться и вообще… у костра уютно идумается славно. Эта мысль повлекла за собой другие. Я внимательно пригляделаськ линии берега: песок и камни. Много камней.

— Это хорошо, — сказала я и даже кивнула. Потомвернулась к машине и немного пошарила в «бардачке», а также на заднем сиденье ив карманах чехлов. Удалось собрать массу полезных вещей. Потом я немногопобродила в поисках веток для костра, потому что идея его развести мне все ещенравилась. Тут повезло: чуть впереди у самой воды кто-то уже разводил наканунекостер и был так любезен, что некоторую часть топлива не сжег. Все это добро яперетащила ближе к «Фольксвагену», потому что не хотела терять его из виду.Разложить пионерский костер было плевым делом. Однако все упиралось в растопку.Я вновь открыла кейс, извлекла пачку банкнот и, смяв несколько штук, сунула поддрова. Спичек у меня не было, потому что я не курю и мне они без надобности.Пришлось вернуться в машину и при помощи прикуривателя и двух банкнот разжечьогонь.

Языки пламени лизали сучья. Я устроилась на земле, прихвативподушку из салона, подложила ее под локоть для удобства, а кейс придвинулаближе к огню. «Мышильда меня заметит и решит узнать, в чем дело, — думалая, время от времени поглядывая на крышу дома. — Надо уметь ждать».

Солнце вставало над горизонтом. Я улыбнулась, радуясь новомудню. Впрочем, утро выдалось туманным и даже пасмурным. Солнце, немного постоявнад горизонтом, нырнуло в облака.

— Ну вот, пожалуйста, — проворчала я. — Стоитзатеять загородную прогулку, и погода непременно испортится.

Я продолжала лежать, смотреть на огонь, но через некотороевремя мне это все-таки надоело. Лежишь тут, и ничего интересного не происходит.В конце концов, это смешно: не заметить ярко-красный «Фольксваген» с такогорасстояния.

Часов у меня не было, но, судя по шуму, который доносился состороны города, народ уже проснулся и сейчас никак не меньше семи часов утра. Яуже немного нервничала и, хотя считала себя леди, позволила опустить нескольковыражений, глядя на пустырь. Теперь он был прекрасно виден.

— Нет, это даже странно, — проворчала я и тутнаконец заметила джип, мчащийся на всех парах в сторону реки. Поднимая облакопыли, он несся по проселочной дороге, миновал мост и через минуту уже тормозилрядом со мной. Из джипа выпал Сашка, вышел Максим и выбрался Коля, пообыкновению задумчиво разглядывающий что-то в районе своего пупка. Последнейпоказалась Мышильда.

— Я ж вам говорила, — ядовито заметиласестрица. — Никуда она бежать не собиралась. Отдыхает человек на природе…

— Нет, собиралась, — нахмурилась я и неодобрительнопосмотрела на Сашку. — Но потом передумала.

Нос возлюбленного, резко увеличившись в размерах, походил накартофелину, зато глаза резко уменьшились. Не скажешь, что Клей сталсимпатичнее. Он кинулся к кейсу, лежащему рядом со мной, торопливо открыл его иохнул. Конечно, кейс был пуст.

— Где деньги? — спросил Сашка сурово, в ответ яткнула пальцем в костер. Он посмотрел на мой палец, перевел взгляд на тлеющиесучья и повторил вопрос. — Где?

— Здесь, — удивилась я. В этот момент глазастыйМаксим извлек из костра клочок банкноты, сильно обгоревшей, но те, кому былолюбопытно, могли узнать, что достоинство банкноты — сто долларов.

— Это что ж такое? — начал Максим, выпрямляясь.

— Ничего, — ответила я. — Утро холодное, мненеобходимо было согреться, а костер не хотел разгораться… Я подумала, чтоздоровье дороже, и взяла одну пачку, а костер не разгорался, и ты все нешел, — заявила я любимому.

— Куда? — опешил Сашка. Он и таксообразительностью не отличался, а после перенесенного искусственного дыхания ивовсе тормозил.

— Как куда? — обиделась я. — Сюда,естественно. Скажи на милость, за каким чертом я сижу тут битых два часа прямонапротив твоего дома?

— А-а-а, — сказал он и даже кивнул, но понял илинет, догадаться было трудно.

— Не надо тебе было меня обманывать, — сказала я.

— Я не обманывал, — мотнул головойвозлюбленный. — А ты двинула меня по носу и стянула деньги.

— По носу я, конечно, зря, но уж очень мне обидностало, что ты так со мной поступил. Я ведь к тебе со всей душой, думала, у насвсе по-честному, а ты…

— Чего я? — растерялся Сашка.

— А ты украл у нас мумию, получил за нее деньги ипромолчал. Что я должна была думать о тебе после этого? Знаешь?

— Нет, — опять мотнул он головой.

— Я подумала, что ты обманщик. Если бы ты ко мнеотносился всерьез, то сказал бы: «Елизавета, я взял у тебя мумию, потому чтоона мне очень нужна. За нее я получу деньги и тогда куплю тебе что-нибудь:колечко, к примеру, или сережки». — Я вытерла глаза, глубоко вздохнула идобавила с обидой:

— А я б ответила: «Ничего мне не надо, Саша, возьми еепросто так, потому что все мое — твое, и говорить тут нечего». Вот как оно:по-честному.

— Хорошо сказала, — оторвавшись на миг отсамосозерцания, прошептал Колька и затих, а Сашка хмурился и наблюдал, как отгорьких вздохов моя грудь ходуном ходит под тонкой футболкой.

— Где деньги, придурочная? — рявкнул Максим,наклоняясь ко мне.

— Вы что, без понятия совсем, — всполошиласьсестрица, просунув свою востренькую головку между мной и Максом. — Они жевам русским языком объяснили: жгли костер. Холодно, а они не одемшись. Вы накомплекцию ихнюю не смотрите, дама они хоть и крупная, но зябкая. Вонпупырья-то пошли по всей коже, видите?

— Ты сожгла баксы? — прибалдел Сашка, а я в ответкивнула.

— Я хотела только пару штук… чтоб разгорелось. А горелоплохо. А я сидела тут как дура и тебя ждала. А ты болтался неизвестно где. Есличестно, я малость понервничала, ну и… сама не заметила как… — Я вновь слезусмахнула и добавила:

— Может, и к лучшему, Саша. Нет денег, стало быть, иобид промеж нас никаких…

Сашка дважды моргнул и вроде решил в костер завалиться, явовремя его подхватила и к груди прижала. Мышильда вытерла нос ладонью ислезливо прошептала:

— Точно голуби…

Максим взглянул на всех по очереди и рявкнул:

— Кончай дурака валять. Где деньги?