— Да мы о разных пустяках болтали.

— Так-так, — я ядовито улыбнулась. — Сидит налавке с каким-то хмырем и все на свете забыла. Между прочим, ты ему по колено.

— Подумаешь, высокие мужчины любят маленьких женщин.Между прочим, это выглядит эротично.

— Не бери в голову, ты эротично не выглядишь. Это раз.Не думаю, что он вдруг и навсегда полюбил твои небесные черты. Скорее вынюхивалда выспрашивал. Мало нам головной боли от братца, так еще этот.

Мышильда вроде бы обиделась.

— Конечно, если мной мужчина интересуется, такнепременно из корысти. Только тебя бескорыстно любят.

— И меня с корыстью, возьми хоть предпоследнего, кпримеру.

Мы вздохнули и с сочувствием посмотрели друг на друга. Отмужиков сроду не было ни малейшего проку, одно беспокойство.

— Пока ты соловья слушала, — вздохнула я, —мне пришлось мясом кверху выворачиваться для общего дела.

Я коротко пересказала Мышильде свой разговор с Сашкой.Сестрица, выслушав, задумалась.

— Дела… Макс этот нам вовсе ни к чему, а если до сокровищдело дойдет, такие типы и ограбить могут.

— Уже ограбили, — хмуро замет ла я, подбираясь кглавному.

— Как это? — испугалась сестра.

— Мумию мы нашли, а за нее награда положена. Ты что,слушала невнимательно?

— Внимательно я слушала, и что с того?

— Деньги по справедливости наши.

— Какие?

— Те, что они за нашу мумию получили. Уж половина точнонаша.

Мышильда почесала нос, пот ухо, потом грустно сказала:

— Это незаконно.

— Вот только не волнуй меня, — начала янервничать. — Бандитам у честных людей мумию из-под носа уволочь —законно, а нам причитающиеся денежки вернуть — незаконно. Странные какие-тозаконы, мне такие не нравятся.

— Законы не для того, чтобы нравиться, а для того,чтобы их соблюдать, — с тоской заметила сестрица и, конечно, была права.Мышильда всегда права, коли речь заходит о законах, тут и говорить нечего.Немного подумав, я предложила компромисс:

— Тебе незачем соваться в это дело. Будем считать, чтооно сугубо личное, то есть мое.

— Завелась, да? — нахмурилась она. — Вот таквсегда. Коли есть у человека семья, так нет покоя. Ладно, допустим, есть закони есть справедливость, можно поступить незаконно, но справедливо и как-то ссовестью поладить.

— Я со своей всегда лажу, — заметила я.

— Ну и я научусь. Следующий вопрос: с чего ты взяла,что деньги за мумию у них?

— А где им еще быть? Глупо отдать ценную вещь и невзять деньги сразу. Потом их могут не захотеть платить. Разве не так?

— Пожалуй, так, — согласилась сестрица. — АСашка тебе не сказал, получил он деньги или нет?

— Он этот вопрос так аккуратненько обошел, что мнестало совершенно ясно — получил. Я просто уверена, они у него здесь, то есть вдоме.

— И как ты намерена их заполучить?

Я вздохнула несколько обиженно:

— В конце концов, ты тоже могла бы предложитьчто-нибудь путное.

— Приставить к его затылку пистолет и «бабки»потребовать? Так у нас и пистолета нет, а потом, угроза с применениемогнестрельного оружия… — Мышильда скривилась.

— Да, не годится, — согласилась я. Мы еще немногопотосковали и решили выпить чаю. Однако чайник, а с ним и ведра оказалисьпусты. Идти на колонку среди ночи не хотелось, и мы отказались от идеи питьчай. Пустые ведра вызвали воспоминания о Евгении Борисовиче, который с этимисамыми ведрами стоял прошлой ночью на крыльце в одном исподнем. —Пожар, — восторженно прошептала я. А Мышильда нахмурилась:

— Где?

— На этой улице до смерти боятся пожаров. А если домзагорелся, что ты будешь делать?

— Выскочу, вот что, — еще больше нахмуриласьМышильда. Как я уже говорила, соображает она иногда туго, но сейчас это былоизвинительно.

— Правильно, Марья Семеновна, — кивнула я. —Выскочишь, прихватив самое ценное.

Мышильда поднялась и зловеще спросила:

— Что будем поджигать?

Через десять минут мы шастали возле дома номер одиннадцать,который тонул во мраке. Ни в одном окошке свет не горел, и это позволялонадеяться, что враги крепко спят. Но все равно двигаться мы старались тихо иничем не хрустеть.

— Поджигать надо возле кухонного окна и двери наверанду. Выйдет так, что с двух сторон занялось, впечатление должнопроизвести, — шептала я. Мышильда закатила глазки:

— Поджог, плюс разбойное нападение… с ума сойти.

— Да брось ты, — утешила я. — Ты поджигаешь,я нападаю, и выйдет-то лет по пять.

— Не смешно, — сестрица погрозила мнепальцем. — Закон шуток не любит.

— А я не люблю, когда меня обкрадывают. Мумию нашли мыи по справедливости…

— Замолчи, Христа ради, — скривилась Мышь ивздохнула:

— Неуж правда дом подпалим?

— Зачем это? Разведем костры, только посолидней.

Пришлось изрядно попотеть, чтобы натаскать сухих веток идосок со двора Евгения. Тут Мышильда вспомнила, что у соседей со стороны кухницелая поленница дров. Зачем она им, если отопление газовое? Мы решили, чтонезачем, и дрова свистнули. Дело пошло быстрее.

— А загорится все это? — усомнилась сестрица,глядя на огромный дровяной шалаш, устремленный в поднебесье.

— Еще как загорится, — порадовала я ее. —Теперь слушай: оба костра зажигаем одновременно. Я остаюсь здесь сторожитьСашку, а ты бежишь к нашему дому, будишь Евгения и орешь «пожар». Да, на всякийслучай возьми в доме ключи от машины и оставь в замке зажигания.

— Думаешь, придется уходить? — всполошиласьМышильда.

— Не думаю, но на всякий случай сделай. Все поняла?

— Поняла, поняла…

— Тогда начали.

— Что, вот прямо сейчас?

— Конечно, — удивилась я. — Как-то это непо-людски, Лизка, — покачала головой сестрица. — Люди-то к ограблениюгодами готовятся… и то засыпаются.