Я сбежал вниз, увидел своего сотника и подбежал к нему:

— Какая ситуация?! — в боевой обстановке устав позволял мне не чиниться с тем, кто выше меня только «на одну шапку».

— Старик убит, в голову. Выбежал сам командовать — и тут тебе…

— Какие приказы?!!

— Командует старший из тысячников, боевых приказов пока нет никаких…

— Враги наступают, нужно что-то делать!!!

— Твоя задача — защищать химиков! Хоть сдохни, но чтобы их спас! Понятно?!

— Так точно! — и я побежал назад, поняв, что в этом дурдоме толку ждать бесполезно.

Я разыскал давешнего лейтенанта. Он выглядел явно получше, его взгляд стал более осмысленным, и это могло сыграть не в мою пользу. Поэтому я снова стал действовать нахрапом, благо этот юноша почти годился мне в сыновья и внутренне был готов подчиняться тому, кто гораздо старше по возрасту:

— Я из штаба! — я был предельно честен, ибо ведь и правда только что находился именно там, совсем недалеко. — Приказ прежний: отбиваться горшками с порохом! Как химики? Нет проблем?

— Всё в порядке, идёт отгрузка горшков…

— Очень скоро враги будут в зоне поражения требушетов. Наблюдатели установлены?

— Виноват… никак нет!

— Лейтенант, твою мать!.. Ты что, первый день в армии?!! Быстро человека на вышку!!!

В защиту этого офицера могу сказать, что противник постарался наибольшую часть ракет выпустить именно по позициям боевых машин и ставки командования. Хотя «трубы» и раскидало направо-налево, но всё-таки командам орудий тоже досталось преизрядно: кого-то убило, кого-то ранило, а кто-то убежал в ужасе; как вы помните, два механизма сгорели, и тушить то, что загорелось, приходилось в полный рост, не зарываясь носом в землю. Не зря же лейтенанта забрызгало кровью словно на бойне. Вот и пришлось на вышку послать первого попавшегося, а вместо флажка сунуть ему в руку первую же тряпку, что подвернулась под руку.

Я побежал к химикам. Философ уже не сидел на телеге, а бодро бегал с безумными глазами среди своих людей, отгружавших громоздкие горшки в руки бойцов из обслуги механизмов. Проще было бы весь фургон отогнать сразу в расположение «метателей», но только одна из лошадей была тяжело ранена и лежала, хрипя и взбрыкивая, а другая убежала, — поэтому всё приходилось тащить на руках и бегом. И при этом терялось время на освобождение каждого горшка из мягкой упаковки, поскольку, напомню, для дальней дороги их уложили с величайшей предосторожностью…

Шмель выстроил мой десяток в ровную шеренгу, и за своих людей я мог не беспокоиться, благо враги были ещё далеко. Я похвалил своего нового подчинённого и помчался на смотровую вышку, справедливо полагая, что сверху лучше видно, что творится вокруг, и что нужно будет делать дальше.

Вражеская кавалерия, как и я предполагал, смяла божегорскую и неумолимо приближалась к некой линии, до которой могли доставать требушеты. Остатки кавалерии нашего 5-го легиона шарахнулись вправо и влево, понеслись назад, — параллельно вражеским всадникам, но всё же сохраняя от них безопасное расстояние. Мне не пришлось долго ждать: наш сигнальщик махнул тряпкой, и первый требушет закинул горшок со взрывчаткой навстречу вражеской лаве… Едва только «ковшик» вернулся на место, как химики принялись торопливо загружать на него вторую бомбу, втыкая в неё свои адские колбочки, а прислуга орудия отбежала от греха подальше.

Я увидел, что заброшенный горшок отскочил от земли, как мячик, снова упал, и только потом развалился на части… Мне показалось сгоряча, что заряд не сработал, что стеноломы в поле не взрываются, но тут вверх взметнулся белый столб дыма, распустивший облачко в форме гриба высотой в четыре роста человека, а через несколько мгновений до нас докатилось слабое эхо взрыва.

Заряд, способный своротить неподъёмные каменные глыбы крепостных стен, в чистом поле сделал убойную взрывную волну. Я никогда в жизни не видел, чтобы лошадей легко отрывало от земли вместе с всадниками и швыряло прочь. Представьте себе, уважаемый читатель: капризный ребёнок взмахом руки отшвыривает лавинусолдатиков — кавалеристов, что мчатся прямо на него. Вот нечто похожее я видел сам лично, — с некоторой поправкой, что масса лошадей и всадников имеет вес гораздо больше, чем вес солдатиков, которые отбрасывает от себя дитя, которому наскучило играть в войнушку…

Между тем я был вынужден признать, что «стеноломы» в чистом поле и правда малоэффективны. По крайней мере, против конницы — это точно. Ну, сделали мы бреши в атакующих рядах, но только на время, а потом что??? Ряды вражеской атакующей лавы быстро сомкнулись; скорее всего, недальние соседи всадников, мчавшиеся очертя голову и не видевшие, что творится буквально справа и слева, — вообще не поняли, что произошло, поскольку скорость бешеной атаки напрочь отшибает мышление и оставляет только общий инстинкт стада — мчись вперёд только ради того, чтобы убивать, а что там случилось справа и слева — да и чёрт с ними: Боги им в помощь.

Ябросился вниз со смотровой вышки и кинулся искать лейтенанта. Нашёл, практически обнял и затараторил прямо в лицо:

— Баллисты, давайте баллисты!!! А потом — онагры!

Он отпихнул меня со жгучей ненавистью, с какой полевой офицер смотрит на офицера штаба, или как солдат на вошь:

— Знаем, уже заряжено! Тут и без тебя бегают всякие разные с приказами! И повыше чином!

Я перевёл дух и огляделся. Действительно, вокруг всё как бы успокоилось, и порядка стало больше. Даже раненые, которых не успели оттащить, — и те, казалось, стали стонать тише и по правилам, — даже те, которым помощь так и не оказали. Так, в такой ситуации главное — не упуститьсвой абсолютный авторитет.

— Давай баллисты! Они уже на подходе!!! Не дай прорвать фронт, лейтенант! Только на тебя вся надежда, слышишь?!!

Немножко душевности — это то, что не сделают обычные посыльные штаба. Им-то что? — приказ передал, а там — хоть трава не расти. А ты вот так по отечески приобними молодого лейтенанта, похлопай его по плечу: сынок, без тебя — всем амба! Дай ему понять, что понимаешь все его проблемы, что веришь ему — и он свернёт эти проклятые горы!!!

— А-а-а-а-а!!! Слушаюсь!

И бросился прочь, командовать своими орудиями…

Я не успел добежать до смотровой вышки, когда услышал за спиной хлопки баллист. Когда я снова взбежал на несколько пролётов вверх, то увидел картину, гораздо более изумительную, чем раньше.

Вражеская кавалерия прошла зону поражения требушетов и на галопе выходила к речке. Тут по ней шарахнули баллисты и онагры, но не «стеноломами», а «обычными» небольшими горшками с той же самой подлой смесью пороха и железяк. (Впрочем, видел я и обычные камни, летевшие с левого фланга, куда не дошёл мой «приказ» использовать химические «подарки».) Так называемая «картечь» не швыряла туши коней, как кегли — она просто прошивала всё насквозь, как те железяки, что прилетели к нам в ракетах. Я имел возможность наблюдать не менее потрясающее зрелище: вражеские лошади с предсмертным ржанием начали кувыркаться через голову, сбрасывая всадников с невероятной скоростью, которую не смог бы обеспечить плотный арбалетный залп в упор — десятки человек за мгновение!