Первый враг мчится так, чтобы объехать меня с правой стороны, ударив мечом, зажатым в его правой руке. Я вроде бы испуганно втягиваю голову в плечи, поднимаю меч, готовясь принять удар так, как удобно кавалеристу, но в последний миг под носом бешено мчавшегося коня перескакиваю полуоборотом на левую сторону, помогая опасному прыжку отмашкой меча, и сразу же обратным ходом бью лезвием по левой задней ноге коня, проскочившего мимо меня. Долю мгновенья мой затылок находился едва ли не под губами скачущего коня — будь враг очень ловок, то, пожалуй, смог бы меня достать клинком, наклонившись быстро и пониже. Но, по счастью, удар получил не я, а вражеский конь, — подрезанный, с оглушительным визгом рухнув на правый бок на полном скаку, он лягнул воздух раненой ногой. Что случилось с всадником, не успевшим соскочить наземь, я даже не пытался рассматривать: хватило знакомого звука ломающихся костей…

Остальные преследователи мгновенно оценили преподанный урок и натянули поводья, сбавляя скорость в желании окружить меня плотной толпой и нашинковать вдумчиво, не торопясь. Расклад стал такой: тому, кому захотелось бы догнать удалявшуюся лошадь с бесчувственным телом, пришлось бы сделать небольшой полукруг, чтобы не потерять на меня время, но эта задержка неизбежно привела бы к столкновению с божегорцами, а их приближалось гораздо больше. Более того: среди «наших» оказались дикие горцы, натягивающие луки, а это превращало для ледогорцев близкое столкновение в совсем неинтересное развлечение, поскольку джигиты на полном скаку умели запросто сбить коршуна в небе, и это не являлось великим секретом.

Но зарубить меня всё-таки возможность имелась. Я, увидев спешащих на выручку горцев, бросил меч и помчался назад во все лопатки, наплевав на геройство. Ибо внутренний голос, в самом начале горячо толкавший меня на спасение попавшего в беду отчаянного летуна, теперь не менее убедительно уговаривал меня делать ноги, а я привык ему доверять — потому и жив до сих пор.

Правда, иной раз такой голос мог сработать и против своего хозяина. Как-то раз, рассказывали, был случай, когда группа «ночных сов» удирала после очередной своей пакости, а у одного бегущего прямо в ухо зазвучали слова:

— Сними штаны!

Штаны, надо сказать, у того бойца были и впрямь отменные, новенькие.

— Зачем?!! Я что, врагам голый зад должен показывать?!

И побежал себе дальше. А голос талдычил настойчиво:

— Сними штаны! Сними штаны! Сними штаны!

— Я же время потеряю! Догонят и убьют!

— Сними штаны!

Ну, делать нечего: пришлось снимать и на руку наматывать. Только-только управился — тут ему стрела и попала в задницу.

— Что ты наделал, внутренний голос?!!

— Вот видишь: штаны-то целые!

Мы все, кто слушал эту историю, сразу же соглашались, что это был вовсе не внутренний голос, а шутка Нечистого. Да, тяжело жить в нашем мире: никому нельзя верить.

…Между тем мои противники, успевшие осадить коней, были вынуждены снова их ускорять, чтобы успеть меня догнать. Но свистнули первые стрелы, послышались вскрики, перестук наконечников, вонзавшихся в подставленные щиты; я явственно услышал звуки падения конских и людских тел, и это дало мне ещё новых сил. Почти сразу же топот за моей спиной стал не приближаться, а, наоборот, удаляться, — и тут мой запал разом иссяк. Задыхаясь, я остановился, согнулся, упёршись ладонями в колени: казалось, что грудь вот-вот лопнет, а сердце — выскочит наружу… Если бы кто-то самый смелый не прекратил погоню, то мог бы легко рубануть тогда меня по шее, беззащитного.

А ведь совсем недавно я восстановил навыки бега, когда гонял своих недоделков с брёвнами на шее. Я честно бежал рядом, ободряя их добрым словом, а зачастую — совсем не добрым. Правда, я бегал без бревна, но всё же, всё же…

Поскольку ценный человек оказался вне опасности, то наши кавалеристы начали отступать под прикрытием горцев, щедро пускавших стрелы. Мне дали возможность сесть верхом на круп чьего-то коня, обхватив всадника руками, а лошадь с телом летуна взяли под уздцы. Так мы и вернулись обратно на свою сторону, а ледогорцы не решились форсировать речку и начинать полномасштабную войну силами одной кавалерии, поскольку на нашей стороне требушеты и баллисты стояли в полной боевой готовности, пехота ощетинилась длинными копьями и стреломётами — результат атаки легко вычислялся. Несколько крупных камней, заброшенные требушетами на ледогорскую сторону и легко нашедшие цель в плотной массе атакующих лошадей, и вовсе охладили пыл преследователей.

«Живой… вот сегодня точно страшно повезло! Больше никогда не буду бегать в гущу драки, как безбашенный мальчишка! Честное слово! Ну его… а меч жалко. Хорошая была вещица, — не каждый день такие в руки попадают… да и чёрт с ним: своя голова — дороже!

Однако, я сегодня совершил… этот… как его? — а, подвиг! При полном поражении в правах за такое дело, пожалуй, могут и позволить кое-что. Например, стать старшиной в квартале крупного города. Или даже — поднимай выше! — почтмейстером. С государственным окладом. Хоть и копеечный, а и то подай сюда каждый месяц. А что? — письма носить — дело не пыльное. Не смогу, что ли? — да запросто! Это вам совсем не то, чтобы с двумя ножами идти в одних портках против десятка бойцов из особых войск, полностью экипированных: это дело попроще будет. Хелька, баба, и то смогла на почту устроиться — и я смогу, не велика мудрость. Будуписьма, книжки умные возить в наш научный городок…»

Но всё-таки был один нюанс: подвиг-то я совершил, да только ради Божегории, а не ради родной страны. Его Величество едва ли сделает мне за это зачёт. Как знать: быть может, мне за это вообще въезд в страну запретят? — это было бы совсем весело. Поэтому высокие мечты пока отложим и вернёмся к нашим баранам, — как местные горцы говорят.

На другой день за мной явился лично адъютант Старика и повелел следовать за ним. Конечно, подобное событие ожидалось всеми, но для вызова хватило бы и обычного вестового: я ведь не тысячник, в конце-конце, — мне почёт не требовался. Я бы и сам дошёл.

Когда рядовой боец в третий раз оказывается в шатре командира легиона, то это ненормально. Такого надобно либо повышать, либо казнить, но ни тот, ни другой вариант мне не подходили, и поэтому я откидывал знакомый полог с упавшим настроением.

Внутри находилось три человека, как и в прошлые разы. Однако, я вспомнил, что следом замою спину шагнул один из адъютантов, и, стало быть, теперь нас всего четверо: появился кто-то лишний. А это означало, что Старика навестил некий важный гость, поскольку у командира легиона гостей неважных быть не может по определению. Что такому человеку может потребоваться от простого десятника? — только допрос или вручение ордена. Поскольку обычные награды обязан раздавать лично сам командующий, а на утверждение королевской требуется много времени и бюрократии, то, стало быть, этот тип явился для дознания. Надо рассмотреть получше, с кем меня свела судьба.

К моему вящему удивлению, гость оказался довольно молод — явно меньше тридцати лет. Русая бородка, жиденькие бакенбарды, очень умные, подвижные глаза. Не менее удивительным мне показалось и то, что человек, одетый небогато и явно гражданский, занимает несомненно высокую должность, уж коли его терпит сам Старик и даже проявляет некое уважение: