Ежевикин, почему в СССР произошла сексуальная революция? – пошутила Соня, разглядывая его как бифштекс, который приготовилась съесть. – Потому что те, кто сверху, по-старому уже не могли, а те, кто снизу, уже не хотели.

И Тёма снова посмотрел на Валю оправдывающимися глазами – я ж ничего такого, сама видишь, в каком она состоянии. А Юкка всё это время пил с Викой чай и рассказывал про душу камней.

– Мой испанец просто мороженая креветка. И чего я, дура, уехала? Ну грязь, ну криминал, ну инфляция! Но есть вещи поважнее! Какой же милаха этот мент! – отчиталась Соня, позвонив Вале вечером.

С этой секунды она была на седьмом небе как от Тёмы, так и от добытого им старенького «Фольксвагена», с трудом ездила по московским дорогам, наслаждаясь их агрессивной атмосферой, то и дело строя глазки соседним водителям, постоянно создавая аварийные ситуации и громко вопя матом.

На этом подъёме даже решила устроить банкетик в «Шоколаднице» на «Октябрьской», возле дома, где выросла и откуда её выселил подлый Гера. Валя помнила, какими сказочными блинчиками с шоколадным соусом угощала её там Соня, но возразила, что в меню только сладкое.

Юкка тем более настаивал на приличном ресторане. Но Соня и слышать не хотела, ей была нужна ностальгическая вечеринка, и она стала звонить по сотовому, собирая гостей. Юкка намекал, что звонить из Москвы в Москву через Финляндию дорогое удовольствие, но Соне было плевать.

В список приглашённых в «Шоколадницу» вошли Валя с Викой и матерью, Юлия Измайловна, Свен с Аней и, конечно, Тёма. Соня позвала бы и Геру с женой, но Валя предупредила, что тогда ноги её не будет.

– Ну нагадил, рыбонька, но теперь они в такой жопе! Герка пьёт по-чёрному, баба молдавская крутится. А мне всё равно всех Юккиных денег не потратить. Посоветуй, что Артёму в подарок купить? Может, фирменный спортивный костюм? У вас же все в них ходят. Рыбонька, я в Хельсинки на конских дозах таблеток сижу, а после пылкого мента всё в организме встало на место!

«Шоколадница» почти не изменилась с Сониного отъезда. Чуть-чуть подмели, подкрасили, подпудрили, не тревожа эстетики шестидесятых. Та же отделка длинными досками стен возле бара, те же старомодные плафоны по три штуки в ряд.

В углу перед стеклянной стеной по Сониной просьбе сдвинули столики без скатертей. И официантка в белом колпаке и белом передничке расставила на них тарелки с нарезанными фруктами и бутербродами с икрой.

Мать, перемерившая кучу платьев и остановившаяся на самом строгом, присела к Юлии Измайловне, мол, у нас свой стариковский закуток. Тёма напялил тот самый свадебный костюм, в котором женился, ездил на бандитскую дачу и изображал юриста в разборке Вали с Викиной матерью. Валя с Викой оделись простенько, Соня вырядилась в вечернее платье с блёстками.

А когда Свен в элегантной летней тройке и Аня в розовом балахоне появились в дверях, мать, никогда не видавшая Аню прежде, свистящим шепотом объявила:

– Вот те крест, брюхата! По походке видать, брюхата!

– Фигасе! – откликнулась Вика.

Валя не поверила, не захотела поверить, Соня развела руками, а седеющие брови Юкки взлетели на лоб. Официантка разлила шампанское, и Соня встала с тостом:

– Рада собрать возле самых дорогих для меня камней города самых дорогих мне людей! Сзади дом, где я выросла и где у меня жила рыбонька! Слева – художественный салон, где я работала и ко мне подполз гадёныш Герка. А через дорогу – французское посольство, перед которым я выгуливала болонку Мишель, чтоб подцепить фирмача! Жаль, не видят меня сейчас мамочка с папочкой, ведь мы с ними ели тут блинчики в день открытия! Выпьем за то, что всё, кроме нас, так сильно изменилось!

Выпили, стали оживлённо болтать. Тёма сидел между Валей и Викой, и Свен ревниво его разглядывал. И было с чего – Тёма сиял, как глубоко влюблённый, а Валя сияла от того, что приехала Соня. Аня помалкивала, мать тарахтела всякую ерунду. А Юкка расслабленно улыбался, как всегда, когда Соня была в хорошем настроении.

– Сонечка, как вы? – спросила Юлия Измайловна.

– Волшебно, Юлечка Измайловна! – выдохнула Соня, и Тёма залился краской.

– Как вам теперешняя Москва? – продолжила Юлия Измайловна.

– Будто сон! На весь Хельсинки нет столько «Мерседесов», сколько здесь у каждого кабака. Денег у вас нет, а шмотки в бутиках вдвое дороже, чем в Европе. Секса у вас нет, но на каждом углу интим-салоны и секс-шопы.

– Можно сказать, сексуальная жизнь захлестнула страну, – усмехнулась Юлия Измайловна. – Тиражи нормальных газет падают, а «СПИД-Инфо» вырос до четырёх миллионов.

– Город аж звенит, аж вибрирует. Если б Герка квартиру не оттяпал, я б ни за что не уехала, – призналась она. – Как же я Герку тогда ненавидела! А в Хельсинки поняла, что месть как рак. Разрастается в человеке, вытесняет всё остальное. Человек мстит обидчику, убивает его и тут же умирает, ведь больше жить не про что.

– Многие боятся приехать, чтоб посмотреть в глаза новой России, – Юлия Измайловна подняла вверх указательный палец. – Сам Бродский сказал: «Страны, в которой я родился, больше не существует. Нельзя вступить в ту же реку дважды…»

Повисла неловкая пауза. Вика решила прервать её:

– Мусорский, ты в курсе, что Бродский на зоне трубил?

– По какой статье? – важно спросил Тёма, хотя было видно, что хочет спросить: кто это?

– Ты, Мусорский, поэзию любишь?

– Ага, – хмыкнул Тёма и негромко озвучил: – «Тогда на всех резины не хватало, и я родился в злобе и тоске…»

И все захохотали, снижая пафос слов Юлии Измайловны.

– Как же мне с вами хорошо! – опрокинула в себя Соня очередную рюмку.

– Раньше здесь только сладкое было, а теперь и икру завезли? – удивилась Валя.

– Как же только сладкое? Бульон с яйцом, блины со сметаной всегда были. И кура с маринованными фруктами, – ответила официантка и кивнула на Соню. – Икру с фруктами с собой принесли. А напитки у нас любые!

– Эта «Шоколадница» трубит с 1964 года! Здесь когда-то наливали советский виски «Привет» и джин «Капитанский». Не представляете, какая это была дрянь! Но ведь пили! – вмешалась Соня и прикрикнула на официантку: – Тащи, красотка, горячее!

– А у нас, Сонь, беда. Борис Николаевич болеет. Пишут, «незначительные нарушения в работе сердца», – попыталась умно выступить мать в таком солидном застолье.

– У Юкки тоже сердчишко пошаливает, советуют моторчик вставить, – откликнулась ей в тон Соня.

– Предлагаю выпить за Юкку! Потому что Юкка клёвый! – предложила Вика.

– Не высовывайся, – зашипела на неё через весь стол мать.

– Бабуль, я теперь из вас самая крутая после Вали, потому что пойду учиться на продюсера! – напомнила Вика.

Но никто на это не отреагировал, потому что две официантки принесли подносы с той самой жареной курицей