– Итак, возможно…

– Возможно, нам следует поработать над этим важнейшим первым поцелуем. Где не убедили вы, помог Байрон.

– Сейчас я его просто обожаю.

Она бросила на лорда Кирка веселый взгляд, решив целиком сдаться на его милость.

Не осознавая своей власти, она высвободила руку из его руки и снова посмотрела на него.

– И… как мы продолжим?

На один безумный миг он застыл как вкопанный, не в силах что-либо выговорить или даже вздохнуть. Но трепет ее ресниц вернул его к жизни.

– Не торопитесь. На сей раз не надо.

Он приставил трость к креслу, обернулся к Далии и осторожно взял ее руки в свои.

Этот простой жест мгновенно породил новое напряжение, настолько сильное, что Кирк даже удивился, что воздух в этой огромной библиотеке не замерцал неземным светом.

У Далии вырвался нервный смешок.

– Я… я не знаю, что делать…

– Ничего не надо делать, просто стойте спокойно.

– Но я…

Не дав ей договорить, он нежно, едва коснувшись губ девушки, поцеловал ее.

Далия стояла, не в силах и шевельнуться, широко раскрыв глаза, чувствуя на своих губах теплые губы Кирка. Его поцелуй, казалось, сковал ее. Все ее ощущения разом сосредоточились в губах. И как же много они чувствовали! Этот поцелуй притягивал ее к нему словно магнит, а откуда-то изнутри стал медленно подниматься жар. Подавшись вперед, она еще сильнее прижалась к нему и…

Подняв голову, лорд Кирк прервал поцелуй.

Далия закрыла глаза, по телу волнами дрожи пробегало напряжение, легким покалыванием проносясь под кожей, и томительнее всего щекотало в груди. И сразу она вновь стала живой, опьяненной и возбужденной. Коснувшись кончиками пальцев губ, Далия открыла глаза, чтобы убедиться, что Кирк смотрит на нее своими темными глазами.

– Это было… – выдохнула она.

И он снова ее поцеловал, только на сей раз уверенно прижав к себе, руки его обвились вокруг ее талии. Этим поцелуем он не просил, не умолял, а требовал, брал. Он завладел ее устами, жадно требуя еще. И она с готовностью уступала, а тело ее пробуждалось с каждым его прикосновением.

Кирк властно впился в ее рот, беря желаемое, а Далия без остатка отдавалась ему, утопая в пронзавших тело незнакомых ощущениях. Когда он завладел ее нижней губой, она беспокойно зашевелилась, мучительно осознавая, что он желает, требует большего. Она ни о чем не могла думать, она ничего не слышала, отдавшись этому дикому, заполнявшему всю ее без остатка волнующему и пугающему чувству.

Помимо воли она, обвив его шею руками, сама прижалась к Кирку. Подражая ему, Далия нежно обхватила своими губами его нижнюю губу.

Кирк, блаженно застонав, пальцами впился ей в спину, и Далия, вместо того чтобы испуганно отпрянуть, еще сильнее прижалась к нему. Он требовательно провел языком по ее губам, пока она не раскрыла их навстречу ему, но вдруг…

– Гав!

Далия и Кирк замерли, открыли глаза и посмотрели друг на друга.

– Гав! Гав!

Далия отпрянула и уставилась в пол.

В шаге о них сидел старый мопс и, словно ухмыляясь, глядел снизу вверх, будто осознавая неуместность своего появления. Его серая мордочка была перепачкана апельсиновым джемом. И словно извиняясь за свой несветский вид, пес высунул длинный язык, слизал джем и вновь осклабился.

Кирк вполголоса выругался и, смерив Далию долгим страстным взглядом, отошел. И тотчас же на смену его теплым объятиям пришел холод, рождая чувство глубокой утраты, будто унося все волнения дня и оставляя ее уязвимой и одинокой. К горлу подступил комок.

Кирк выругался:

– Черт побери, везде, где появляется эта собака, тотчас…

– О! – раздался из дверного проема тихий голос леди Шарлотты.

Вспыхнув, Далия обернулась к двери и склонилась в реверансе.

– Доброе утро, леди Шарлотта. Не рановато ли для вас?

– О, дорогуша, я встала на заре.

– На заре? Правда?

– На самом деле нет. Часов, наверное, в девять, но «на заре» звучит красивее.

Ее кружевной чепец сбился набок, а в пухлых руках она сжимала в стопку книг. Пристальным взглядом ярко-синих глаз она смерила сначала Далию, а затем Кирка.

– Надеюсь, я вас не потревожила?

– Никоим образом, – хрипло проговорил Кирк. – Мы с мисс Балфур как раз обсуждали поэзию Байрона.

Леди Шарлотта, казалось, была разочарована, но тут же овладела собой.

– Я люблю Байрона.

– Тогда мисс Балфур составит вам отменную компанию.

– Но не вы?

– Я никогда не был поклонником Байрона, хотя признаю, некоторые его стихотворения настолько правдивы, что их просто невозможно обойти вниманием.

Далия тут же поняла, какое стихотворение имел в виду лорд Кирк, и ее щеки загорелись еще ярче.

Леди Шарлотта благосклонно кивнула, и ее чепец совсем сполз на ухо.

– Иногда, читая отрывки из некоторых книг, я чувствую в точности тот же самое, и мне жаль, что никто, кроме меня, не может больше испытать подобного. – Она озадаченно заморгала. – Лорд Кирк, я давно заметила, что у вас прекрасный голос.

Она ждала слов благодарности за свой комплимент, но он по-прежнему продолжал смотрел на нее, будто на внезапно обнаруженную на террасе дома змею. Леди Шарлотта отважно продолжила:

– Пожалуйста, если только вы не против, не могли бы вы почитать вслух для других гостей как-нибудь вечером после обеда?

– Нет, – прозвучал категоричный отказ. – И заметив возмущение во взгляде Далии, лорд Кирк нехотя повторил, но уже заметно вежливее: – Нет, спасибо.

– Я уверена, вам понравится. – Леди Шарлотта кисло улыбнулась. – О, мне пришло это в голову так кстати! Мы с ее светлостью как раз сегодня утром решили, что было бы неплохо вечером послушать чтение любимых стихов наших гостей и, возможно, пары прозаических отрывков в их исполнении. Можно включить также юмористические, романтические и другие сочинения. – Она лукаво взглянула на Далию. – Мы подумали, что, если кто-то захочет, для разнообразия можно было бы сыграть на фортепиано?

– Боюсь, я не готова…

– Разумеется, готова! Итак, я записываю вас обоих и…

– Нет, – перебил Кирк. – Леди Шарлотта, я не буду читать вслух. Возможно, кто-то еще…

– Вы ведь читали мне, – быстро вмешалась Далия. – И очень хорошо.

Вполне возможно, что если бы гости тогда услышали, как лорд Кирк декламирует ей стихи, они смогли бы взглянуть на него ее глазами. Во время чтения его чувства снова прорвались бы наружу, и никто бы больше не стал задаваться вопросом, а есть ли у этого израненного и саркастичного человека чувства, которые можно оскорбить. Люди бы поняли, что он – натура глубоко эмоциональная.