– До понедельника? – перебила его Митци. – Но это невозможно. Почему нельзя вернуться сюда после обеда?

Они стояли у входа в контору Тресвика, на узкой боковой улочке, в портовой гавани беспокойно плескалась вода.

– К сожалению, у мистера Тресвика после обеда встреча в Труро, которую отменить нельзя. Поэтому наше свидание было назначено на двенадцать. Так что самое раннее мы его увидим в понедельник утром. Документы, конечно, нетрудно переслать по почте, но нужно подписать бумаги и кучу всего обсудить, а это можно сделать только при личной встрече.

– Но в понедельник детям в школу! – воскликнула Митци.

Хардинг тяжело вздохнул:

– Короче, мне очень жаль, но, кажется, единственным разумным решением будет тебе с детьми вернуться домой. Я позвоню Тресвику. Возможно, закон позволяет в подобных ситуациях отцу действовать от имени несовершеннолетних детей. Так что Эзра, Абель, Хэрриет и я остаемся тут все уладить.

– Говори за себя. – Эзра растягивал слова, как бы скучая, подавляя раздражение, но у Хэл возникло ощущение, что бешенство его не улеглось. Он был похож на собаку, которую с трудом удерживают на поводке. – Я не намерен тут торчать, и, полагаю, Абель тоже. Мы не упомянуты в завещании. Да и с чего бы?

– К несчастью, – ядовито ответил Хардинг, – ты там упомянут. Оказывается. Как и я. И Абель тоже. Не в качестве наследников, но в коротком разговоре помощник Тресвика сообщил мне приятное известие, о котором сам он предпочел умолчать. По какой-то причине мать сочла нужным сделать нас всех троих душеприказчиками, наряду с самим Тресвиком.

– Что?! – Эзра, казалось, не поверил своим ушам.

– Ты меня слышал.

– Да ты шутишь! Это равносильно тому, как если бы она хотела, чтобы мы перегрызли друг другу глотки.

– В чем я и не сомневаюсь, – ответил Хардинг. – Пожалуй, даже рискну утверждать, что все и было задумано именно с этой целью.

– Черта с два. – Лицо у Эзры стало напряженным, темные брови сдвинулись, что придало ему вид грозного бога Сатурна. – Я… слагаю с себя полномочия. Или какая там требуется долбаная формулировка. Никто не вправе заставить меня стать душеприказчиком.

– В долгосрочной перспективе, я уверен, ты имеешь на это право, – раздраженно ответил Хардинг. – Но было бы простой вежливостью проинформировать мистера Тресвика. Кроме того, конечно же, процедура такого отказа сопряжена с определенными формальностями. Сильно сомневаюсь, что ты можешь сесть в свой «сааб» и дунуть обратно в Ниццу, не сказав никому ни слова.

– Проклятая ведьма, – прошипел Эзра, и в наступившей вслед за этим тишине Хэл услышала, как, не таясь, хихикает Фредди. – А ты заткни пасть! – прорычал Эзра.

– Эзра! – ахнула Митци.

Челюсть у Фредди отвисла, а лицо от неожиданности побелело. Хэл увидела, как, стоя за спиной брата, Китти прыснула в ладошку.

С минуту все молчали, затем Митци нацепила сумку на плечо и выпрямилась в полный рост.

– Ладно. В самом деле достаточно. Ричард, Кэтрин, Фредерик, пойдемте.

– Но… – начал Ричард.

– Я сказала, мы уходим, – рявкнула Митци. – Поищем, где пообедать. Хардинг, я напишу, когда мы найдем кафе.

Хардинг хмыкнул, изъявляя то ли покорность, то ли раздражение, и Митци гордо двинулась по узкой улочке. За ней поплелись дети.

Хэл подавила желание броситься следом, точнее, просто броситься, обогнать Вестуэев, добежать до вокзала, сесть на поезд, вернуться к прежней жизни и забыть сюда дорогу. Пока она боролась с собой, Митци и дети завернули за угол и исчезли из виду.

– Черт. – Эзра провел рукой по небритому лицу, по волосам, взъерошив их, так что они встали торчком и растрепались во все стороны. – Черт. Прости, Хардинг. Это было не очень красиво. Мальчишка… Конечно, не нужно было…

Хардинг пожал плечами.

– Чего передо мной извиняться, хотя, наверно, задобрить Митци не помешало бы. Но, полагаю, в школе Фредди доводилось слышать словечки и похлеще, так что, думаю, переживет.

– Прости, – повторил Эзра, а потом добавил: – Вот дерьмо.

– Знаешь, – несколько нетерпеливо проговорил Хардинг, – Фредди меня беспокоит сейчас меньше всего. Ты сорвался. Это еще не конец света. Куда больше меня волнует этот треклятый вопрос, при решении которого нам необходим Тресвик. Я хочу покончить с этим точно так же, как и ты, Эзра. Но бежать – значит создавать дополнительные проблемы. Если ты будешь настаивать на том, что тебе необходимо срочно уехать, я, конечно, не смогу тебе помешать. Но осмелюсь предположить, что в конечном счете намного быстрее будет уладить все здесь и сейчас, чем пересылать туда-обратно через Ла-Манш бумаги и документы. Хэрриет, – обратился он к Хэл, – простите за эти неудобства, но полагаю, вы сможете взять свободный день, учитывая сложившиеся обстоятельства?

– Я… Не знаю, – ответила Хэл, чувствуя на себе взгляды обоих братьев. Она опять представила себя загнанной в угол крысой, которая отчаянно ищет выход.

– Если ваш работодатель захочет с кем-то поговорить…

– Нет, все в порядке, – поспешила ответить Хэл. – У меня, можно сказать, свое дело. Мне нужно думать только о себе.

Возможно, стоит позвонить Уайту, попросить кого-нибудь нацепить на будку записку для клиентов, которые вдруг решат заглянуть на огонек. Но он вряд ли станет устраивать скандал из-за смерти чьей-то там бабушки. А в будние дни, да в начале декабря ее вряд ли кто хватится, кроме, может быть, Рега.

– Свое дело? – Застегивая пальто, Хардинг поднял брови. – Только сейчас до меня дошло, Хэрриет, я вас не спросил, а чем вы занимаетесь?

– Я… я работаю на пирсе, – не ответила на вопрос Хэл.

Она не любила таких расспросов. О ее профессии нередко заходила речь в беседах с новыми знакомыми, ее занятие неизменно привлекало всеобщее внимание – крайне для нее неприятное. Реакция бывала разной – в зависимости от окружения и обстановки. В разговорах на ходу случалось всякое – от вежливого интереса до плохо скрытой насмешки. На вечеринках и в пабах чаще начинали ржать, ерничать или настойчиво просить погадать. Назойливые требования тут же выдать какое-нибудь предсказание быстро отучили Хэл произносить слово гадалка. Она не могла забыть, как один парень в пабе, приблизив вплотную свое лицо, все твердил: Ну скажи, о чем я думаю. Давай же. Ну скажи мне, о чем я думаю, если ты из этих чертовых цыганок. При этом он пялился на ее маленькую грудь, и Хэл захотелось крикнуть: Да знаю я, о чем ты думаешь! Но она промолчала.

Теперь, если у нее вымогали подробности, она просто говорила, что раскладывает карты таро, а когда кто-нибудь просил разложить, уже могла рассмеяться и объяснить, что не носит карты с собой.

Минуту ей казалось, что Хардинг может начать задавать всякие вопросы, но, к счастью, у него зажужжал телефон, и, достав его из кармана, он посветлел лицом.