– Простите? – Хардинг обернулся к ней, приподняв бровь.

– Я не хочу – вот этого всего. – Хэл обвела рукой дом, газон за окном. – Это не то, к чему, как мне казалось, я была готова, когда ехала сюда. Получив письмо от мистера Тресвика, да, я понадеялась на наследство. – Она говорила слишком быстро, слова приходили сами, они шли от сердца, Хэл не успевала их обдумать. – Но не на такое, не на все. Я никогда не мечтала о такой огромной ответственности. Я хотела только оплатить счет за отопление и отдать кое-какие долги. А существует ли какая-то возможность мне… не знаю… отказаться?

Воцарилось долгое молчание, только Китти продолжала вполголоса мурлыкать «Отпусти и забудь» и приглушенно что-то шипело в наушниках Фредди.

– Что ж, – сказала наконец Митци высоким, слегка срывающимся голосом. – Я считаю, это очень порядочно с вашей стороны, Хэрриет.

– Ну… об этом, разумеется, следует поразмыслить, – проговорил Хардинг. Он встал, заправил поглубже рубашку в брюки со стрелками и подошел к окну. – По-моему, это называется договор об изменении условий, он дает возможность наследникам – если, конечно, все заинтересованные лица согласны, – изменить свои доли по завещанию… Но мы, разумеется, обязаны рассмотреть вопрос, корректно ли это с моральной точки зрения, ведь пожелания матери…

– Я не хочу ее денег, – без обиняков сказал Эзра. – Я не хочу их от нее, и я не хочу их от Хэрриет.

– Послушайте, это прекрасный жест, никаких сомнений, и я очень горд, что Хэрриет его сделала. – Абель крепко обнял Хэл за плечи. – Но такие вопросы не решаются с наскока. Утро вечера мудренее, и для Хэрриет тоже, и тогда, может быть… – Он оглядел братьев. – Нам стоит поговорить об этом всем с глазу на глаз. А потом, перед встречей с мистером Тресвиком в понедельник, мы все обсудим. Согласны?

– Согласен, – кивнул Хардинг. – Хэрриет?

– Хорошо, – кивнула Хэл. Руки у нее все еще были стиснуты в кулаки под рукавами свитера, а мускулы энергично сопротивлялись объятиям Абеля. – Но я не изменю своего решения.

Спустя несколько часов Хэл, прогуливаясь в сгущающихся сумерках по парку, пыталась сообразить, что же ей, черт подери, делать. Помыслы о подвигах бесстрашного Робин Гуда испарились, она чувствовала только, как ее все больше охватывает паника, угрожая просто-напросто задушить.

После чая Абель попытался отвести ее в сторону и поговорить, но она прервала, по сути, неначавшийся разговор, так как была не в состоянии принять его благожелательную заботу. Похлопывания по руке, пустые фразы, избыточно эмоциональные объятия – все это словно перекрывало воздух, и под предлогом усталости она заявила, что хочет к себе. Абель был вынужден ее отпустить.

Однако когда Хэл поднялась на чердак, ей стало совсем нечем дышать. Она прилегла на узкую железную кровать. Перед глазами, будто в тюремной камере, была только решетка на окне. Ее не покидала мысль о болтах на двери и нацарапанных крошечными буквами словах Помогите мне. Что же тут произошло? Почему мама никогда не рассказывала об этой части своей жизни? Или случилось что-то настолько ужасное, что она не в силах была об этом говорить?

В конце концов Хэл встала и тихонько, на цыпочках спустилась по лестнице, прошла мимо гостиной, где Митци продолжала талдычить детям что-то про домашние задания, и вышла в сумеречный парк.

Выпала роса, и в свете из окон гостиной засеребрилась трава. Обернувшись на газон, Хэл увидела оставленный ею след. Джинсы намокли, влага просочилась в ботинки.

Она шагала, не разбирая дороги, и вдруг поняла, что опять вышла к рощице, на которую обратила внимание в первый день. На этот раз сквозь деревья она ясно увидела мерцание воды и двинулась по заросшей тропинке, продираясь через крапиву и заросли ежевики к густо поросшему непроходимым, неухоженным лесом берегу небольшого озера. Наверно, когда-то это было красивое место, подумалось Хэл. Но теперь, зимним вечером, оно имело невыразимо печальный вид, гнилые листья придавали ему торфяной цвет. Посреди озера чернел маленький островок с одичавшими деревьями и кустарником, а на той стороне что-то темное, какая-то постройка, подумала Хэл, хотя в тусклом свете глаза с трудом различали очертания.

Она сняла очки и протерла их, чтобы попытаться лучше разглядеть померещившееся ей здание, как вдруг позади послышался хруст, и, резко обернувшись, увидела на фоне огней дома высокую фигуру.

– Кто тут?.. – выдавила она, а сердце заколотилось в груди.

Послышался низкий, заразительный смех.

– Простите. – Голос был мужской, и когда его обладатель подошел ближе, она трясущимися руками снова нацепила очки и узнала Эдварда. – Не хотел вас напугать. Ужин. Вы разве не слышали гонга?

– Как?.. – Хэл трясло, однако было непонятно, почему она так испугалась появлению Эдварда на темной тропе. – Откуда вы уз-знали, что я здесь?

– Прошел по вашим следам по росе. С чего вам вдруг взбрело в голову отправиться сюда? Довольно жуткое местечко.

– Не знаю. – Сердце у Хэл билось все еще гулко, но уже не так быстро. – Я… Мне захотелось прогуляться. Подышать свежим воздухом.

– Меня это не удивляет. – Эдвард принялся рыться в карманах. Интересно, что он может там искать? – подумала Хэл. Эдвард вынул сигарету, закрыл ладонью нижнюю часть лица и прикурил. – Только не говорите Абелю. Он не любит.

Бледный на фоне темнеющего неба дым поплыл вверх, и Хэл вдруг задумалась об этом человеке. После вчерашнего визита к ней в комнату она его не видела. Где он пропадал все это время?

– Тогда пойдемте? – предложила она.

Эдвард кивнул:

– Только медленно, мне нужно докурить.

Он сделал еще одну затяжку, а Хэл начала продираться обратно к газону. За то время, что она гуляла, сильно стемнело и тропы было уже почти не видно. Вдруг ей руку обожгла крапива, и она дернулась, задержав дыхание от резкой боли.

– Ежевика? – спросил сзади Эдвард.

– Крапива, – лаконично ответила Хэл. Она отсосала ужаленное место, языком почувствовав вздутие ожога. Начинало болеть.

– Ой, – коротко отреагировал Эдвард и затянулся. Сигарета зашипела, и кончик ее накалился.

– Скажите, а что это за постройка на том берегу? – спросила она, скорее чтобы отвлечься от боли в руке, чем из интереса.

– А-а, ее использовали как лодочный сарай. Раньше. А сейчас по озеру вряд ли можно проплыть на лодке, так оно заросло. – Эдвард бросил окурок за спину, и Хэл услышала, как он шикнул в воде. – Его надо чистить. Летом воняет.

– А я думала, вы здесь впервые, – удивилась Хэл. Слова вырвались у нее, прежде чем она успела подумать, но Эдвард, кажется, решил не обижаться. Она услышала, как у нее за спиной, в темноте, он тихонько рассмеялся.

– Абель всегда был немного романтиком. Как вам известно, мать лишила его наследства. Мне кажется, несколько лет вся эта мутотень насчет не переступай порога моего дома была вполне серьезной. Но в последние годы они сблизились.