– Вообще-то это на диссертацию тянет, – заметил Кама, встав за моей спиной. – Не знаю, откуда вы взяли, что тут надо искать… я же эту пещерку смотрел – Колян по Щукину часто лазает… а не видел.

– Не будет диссертации, Кама, – тихо сказала я. – Мы уйдем, а потом как-нибудь добудем… что-нибудь взрывающееся… и запечатаем склеп. Так надо.

– Надо так надо, – согласился Кама. – Колян?

– Очень надо? – горько уточнил диггер.

– Очень, ребята… я понимаю, выглядит кощунством… дайте инструмент какой-нибудь.

Чем-то вроде небольшого увесистого молоточка, прицелившись, я тюкнула в районе едва угадывающихся рук тела колдуна. Слой сверкающих кристаллов, наросших на мумии, оказался совсем непрочным и легко рассыпался.

Руки Касиза когда-то были скручены на груди, но не только кожаными ремнями – поверх них колдуна запечатывала еще и цепочка грубого плетения, серебряная.

– Холодная ковка, – благоговейно произнес Кама. – Мягкое серебро… тыща-две до нашей эры… и белемнит.

Действительно, к цепи был приделан кулон. Чертов коготь, или громовая стрела, – белемнит на редкость правильной формы. Вот он!

Меня затошнило. Голова закружилась.

– Грабить будем? – спросил Колян.

– Придется… мальчики… кто-нибудь… кому не… трудно… возьмите цепочку и артефакт. Колян, как мне можно… быстрее… выйти?…

– Я провожу. – Кама направился к дыре в стене пещеры.

Чед бестрепетно рванул цепь и сунул чертов коготь мне. Вещь была увесистой – я схватила кулон с цепочкой через спущенный рукав рубашки и затолкала в карман; и мне почему-то показалось, что он жжется.

И в тот момент, когда белемнит оказался у меня в кармане… мой защитный зонтик, делавший нас незримыми, лопнул. Я взвизгнула:

– Ребята! Наружу, живо, живо, живо, все скорее!

Почему-то меня послушали. И если путь сюда показался мне очень долгим и неудобным из-за наклона соединяющихся между собой невысоких пещерок вниз, то назад – было ощущение, что я лезу на вертикальную скалу, судорожно цепляясь запачканными пальцами за тонкий шнур, соединяющий нас с поверхностью… а участок пути по тоннелю мы просто промчались.

Другая сторона услышала нас.

Последний участок, пещера, соединяющая тоннель с выходом в усадьбу.

Позади что-то трещало; Колян вдруг начал ругаться на чем свет стоит. Кама полз угрем, а Женька, судя по ряду междометий, сейчас был менее осторожен и действительно обдирал плечи. Ваську я слышала на уровне акынского видеоряда: жить, жить, жить, поэтому у него словно растворились кости в теле и втянулось брюхо, и доблестный мент скользил как уж. Моргнул и погас один фонарь, потом другой; даже Кама вдруг потерял свой обычный оптимизм и высказался в духе «ну вы, блин, даете» – последний фонарь сдох уже недалеко от выхода… и что-то огромное взяло и слегка потрясло землю – холм позади нас осел. Я кубарем отлетела в кусты, мельком отметив, что уже сумерки; парни вцепились в торчащие из невысокой дыры руки Камы, который лез последним, и выдернули его, облепленного глиной.

И тут мы все повалились на землю. Землетрясение, не особенно сильное, такие случались в Москве. Но толчка из-под земли сейчас было достаточно, чтобы наша компания не устояла на ногах.

Лопаты, три сильных фонаря диггера – все это было похоронено в обрушившейся пещерке. Рюкзак Колян спрятал в кустах около входа в пещеру.

– В дыру, – коротко сказал Ларионов, поднимаясь, – ему по-прежнему не хотелось устанавливать контакт с охраной нынешних владельцев усадьбы Покровское-Глебово.

Уже за забором Колян свистнул и негромко позвал чуть дрожащим голосом:

– Муся! Му-уся, ко мне…

Собачонка выбежала с территории усадьбы, радостно виляя хвостиком, потрепанная, но довольная.

Еще раз плавно толкнуло в ноги: мы разом уселись вдоль дорожки… грязные, как из преисподней; а в данном случае оно почти так и было.

– Что скажешь про цепочку? – спросил Женька. – Ты же можешь… считать информацию?

– Даже не берите клятву никому не говорить, – сказал Колян. – Все равно не поверят. Я идиотом выглядеть не хочу.

– Не найдут, – сказал Кама. – Пещера была, считайте, под проезжей частью, под шоссе. Если там карстовая воронка – никто не будет смотреть, есть там мумия в сталагмитах или нету такой, завезут эн самосвалов грунта и быстро заасфальтируют.

– А все-таки… что это? Кто это? – ожил Ларионов.

– Есть предложение, – объявила я. Было такое чувство, что у меня в кармане охлажденный в азоте металлический еж. – Давайте все ко мне. Надо вымыться.

Вы только посмотрите, на кого мы все похожи! Колян… ты же там все потерял? Оно ценное?

– Все мое в машине осталось, – радостно сообщил Кама. – И одежда у меня для меня есть. Для меня больше ни у кого никогда одежды нет, фактура такая.

– А для остальных что-нибудь придумаем. И согреться надо. Последний адреналиновый марш-бросок, конечно, температуру тела поднял, но…

– Мне греться нельзя, – огорченно сообщил Кама. – Я переоденусь – и в Перу. У меня рейс около пяти утра, а я еще не вполне в сборе. Туда надо осмысленно.

– Чаем согреешься, – сурово сказала я. – Встали?

Легче сказать, чем сделать. В итоге меня, как запойную алкоголичку, Чед и Женька почти что тащили с двух сторон под руки. Я боялась сунуть руку в карман, уверена была – артефакт отдаст информацию только при первом прикосновении… а потому позволила друзьям себя тащить, мимоходом подумав о нелегкой судьбе Фродо Бэггинса[2].

Одновременно я вертела головой, ожидая появления Панды, Майи, самого некроманта, Касиза, Джокера… словом, врага; но враг запаздывал. Как я могла представить себе, прорыв водоснабжения почти ничего не стоил в плане магических сил; а вот землетрясение, даже небольшое по баллам, локальное, могло потребовать от группы неприятеля полной отдачи.

Я почему-то представила себе, что Панда сейчас, как и я сама нередко делаю, стоит под струями воды в душе и натирает плечи и затылок солью и эфирными маслами, чтобы восстановить силы. Или работает со сваренным вкрутую соленым киселем, чтобы превратить его в эктоплазму… Тонкие губы сжаты, светлые глаза затенены гребенкой почти прозрачных ресниц… Фу ты!

29-е лунные сутки – период, когда нельзя ничего ломать или выкапывать. За ними закрепилась очень дурная слава. В тибетской эзотерической практике эти сутки посвящали борьбе со злом – очистительным ритуалам

Мы поднялись в мою квартиру. По дороге было решено, что первым моется Кама, потом Колян. Чед буркнул Коляну что-то насчет компенсации за потерянное снаряжение; тот сперва ответил нечто вроде «не надо»; потом согласился принять озвученную Женькой сумму. Я знала, что Чед терпеть не может быть даже в мелочах обязанным и ему наверняка будет спокойнее, если он «компенсирует» Коляну затраты времени и снаряжения.