Николай держал в руках профессиональную фотокамеру, даже штатив приготовил. — Мне бы хотелось показать Вам истинный профессионализм. Поверьте, Вы не пожалеете, что согласились на эту маленькую фотосессию. В любом случае, фотографии останутся у Вас, — он впервые просил. Мягко, обходительно, во взгляде ни тени насмешки, лишь теплота и что-то еще. Надя никак не могла понять, что?

— Мне кажется, я не из тех, кого любит камера, — Надежде опять стало неловко. Так или иначе, Фертовский её все время смущал: когда критиковал или расточал комплименты.

— Я докажу Вам обратное, — он был так серьезен, что хотелось в это верить.

Досадно, но Надя поняла, что не может отказать Фертовскому. Она всегда плохо получалась на снимках, не умела позировать, знала об этом. И вот теперь… впрочем, даже если в очередной раз ничего не получится, Фертовский просто окажется посредственным фотографом, каких тысячи. Скорее всего, так и будет. Следовательно, ей нечего терять.

— Игорь, окажи мне любезность, — обратился Николай к одному из своих помощников, — помоги со светом.

— Охотно, Николай Владимирович, — отозвался тот.

Они втроем прошли на террасу. Здесь никого не было. Николай на всякий случай установил штатив, поправил камеру, попросил Надю распустить волосы. Она смущенно улыбнулась, совсем не представляя себе, что Фертовский задумал. Он несколько секунд, молча, взирал на Надю.

— Встаньте ко мне в профиль, — наконец сказал он, — поверните голову сюда, чуть наклоните, хорошо. Теперь медленно поворачивайте корпус, не смотрите в камеру, её просто нет. Сделайте движение вперед, нет, не так, мягче. Руки тоже должны двигаться. А глаза? Надя, не смотрите в камеру да еще так испуганно.

Андреева разочарованно поморщилась: что-то подобное она ожидала. Ну, не умеет она красиво двигаться и к камере не приучена! Не всем дано.

— Я, пожалуй, пойду, — Надежда махнула рукой.

— Вы всегда так быстро сдаетесь? — остановил ее вопросом Фертовский.

— А что прикажете делать? Забавлять Вас тем, что я бестолковая и неуклюжая? Покорнейше благодарю, подобным я не раз забавляла других, так забавляла, что перестала верить в себя. Когда ты чему-то не можешь научиться, лучший вариант — смириться и признать, что не всем в этой жизни тебе дано овладеть. В конце концов, есть тысячи других занятий и интересов, кроме того, как вертеться перед камерой или фотоаппаратом.

— Вы боитесь камеры, — догадался Фертовский, — но почему?

«В ней отчетливо видны все мои недостатки», — подумала Надя, но вслух этого не произнесла. Ему совсем необязательно знать ее слабости, он и так невысокого мнения.

— Хорошо, — сказал Николай, что-то надумав, — дайте мне еще несколько минут, я попробую сделать все по-другому. Игорь, принеси, пожалуйста, вентилятор, белый шелковый шарф и широкую атласную ленту, — попросил он и подошел к Наде. — Обещайте мне одно: будете слушаться меня беспрекословно. Я не стану Вас заставлять двигаться как модель или танцовщицу, я не буду требовать профессиональных движений.

— Я не очень понимаю, — призналась Надя.

Фертовский протянул ей полупрозрачный шарф. Попросил накинуть его на плечи, затем внимательно посмотрел на Надю.

— У Вас очень выразительные глаза, но боюсь, мне придется их закрыть, — произнес эту странную фразу, Надежда даже испугалась. Но не успела ничего возразить, как Николай повязал ей на глаза атласную ленту, — таким образом, камера Вас больше не испугает, Вы ее просто не видите. А теперь, Надя, расслабьтесь, думайте о чем-то хорошем, приятном, можете прикоснуться к своему шарфу, это очень мягкий шелк…

По знаку оператора Игорь включил вентилятор. Почувствовав ветер, в первую секунду Надя задохнулась, поток был неожиданным и быстрым.

— Спокойно, все хорошо, — сказал Фертовский и включил камеру, — Надя, представьте, что Вы на берегу огромного океана, шум его волн услаждает слух. Они, подвластные ветру, накатываются на влажный и теплый песок. Да, здесь хозяин — ветер. А Вы наслаждайтесь его игрой, его властью над Вами. Дайте волю воображению, окунитесь в мир своих фантазий, почувствуйте наслаждение могучим океаном, соленым ветром и своими мечтами…

Ветер казался самым настоящим, он смело забавлялся её локонами, касался легким шелком, заставляя его трепетать и интимно обвивать плечи. Полупрозрачная ткань и лента на глазах создавали некую тайну, служили волнующей завесой, которую хотелось приподнять, хотелось погрузиться в чарующий мир женской красоты и гармонии. Гармонии ветра, с которым Надя слилась и стала единым целым.

В какой-то момент Надя внутри себя услышала эту мелодию ветра, удивительную, нежную. Повинуясь сладкому созвучию аккордов, она напрочь забыла обо всех своих страхах, недоверии. Телом и душой овладела безудержная легкость. Она закружилась, затанцевала, двигалась легко и бесшумно, ориентировалась, словно и не было повязки на глазах, она дарила свое ощущение счастья…

Оно передавалось и всем окружающим. Надя просто наслаждалась тем, что делала. Но те, кто ее созерцал, наслаждались ни меньше. У Игоря глаза горели, он, вдохновленный успехом, виртуозно менял свет, переходил от одного плана к другому. Надя представлялась ему богиней Фемидой, ведь глаза ее были завязаны, которая вдруг забыла о своем предназначении, она избавилась от чаши весов, она больше не желала олицетворять правосудие, она превратилась в ветер, в облака, в синеву неба, в утреннюю росу на сонных цветах, в песню океана.

Да, снимки получились необыкновенными. Вот что значит настоящий мастер! Надя себя такой еще не видела. Весь ее облик источал свет, теплый и ласковый, искрящийся и пленительный. А завязанные атласной лентой глаза околдовывали неразгаданной тайной…

— Нравится? — спросил Николай и улыбнулся. И только сейчас Андреева заметила, что у него не совсем ровные зубы. Белые, но не ровные. Это как-то не вписывалось в его безупречную внешность. Однако не производило неприятного впечатления. Напротив, недостаток словно разрушал эту самую холодную безупречность. Кроме того, при более открытой улыбке обнаруживались две очаровательные ямочки на щеках — поцелуи ангела.

— Это потрясающе! Вы сотворили чудо…

Виктория поморщилась. На смену страху пришло чувство отвращения. Антон валялся у ее ног и молил о прощении. Сейчас он был жалок. Виктория не могла понять, почему когда-то решила встречаться с Антоном. Ничего общего, никаких интересов, он всегда был не в ее вкусе. А теперь еще и последние события. Хотя, наверное, только в этом он и проявил себя как мужчина.

— Я не хочу тебя видеть, — сквозь зубы процедила Корецкая. Она посмотрела на Антона и увидела слезы на его глазах. Любовь этого человека смахивала на безумие.

— Я не смогу без тебя! — всхлипывал Антон. — Я не представляю себе жизни, если тебя там не будет.

— Ты прекрасно жил последние полгода. Однажды мы уже расстались, — язвительным тоном напомнила Корецкая, отвернулась к окну.

— Да, но я верил, что мы еще встретимся.