Надя поискала его глазами, но не нашла. Что же все-таки произошло между ним и ее подругой? Что заставило интеллигентного и физически слабого молодого человека так разъяриться, опустившись до рукоприкладства?

Антон намочил волосы прямо под умывальником, закрыл лицо руками, начал отчаянно тереть глаза и щеки. Тер до тех пор, пока все не стало багровым. Он смотрел на себя в зеркало, тер кожу, словно хотел снять маску, таким образом избавиться от того, что недавно испытал. Антон не узнавал себя, что-то внутри сломалось. Неужели так рушатся простые надежды и мечты? Неужели Виктории удалось так глубоко наполнить собой его жизнь? Что он любил в ней? Ее красоту, ум, доброту, нежность? Нет, Антон любил в ней, прежде всего, свою любовь, упивался своими чувствами. Но разве не это самое главное? Разве настоящее счастье не в том, чтобы отдавать любовь, а не принимать её? Он и отдавал, отдавал со страстью, искренностью, с той самой силой, на какую был способен. Весь парадокс в том, что его пылкие чувства вызвали обратную реакцию. Хуже того, Виктория влюбилась в его друга!

Как она кричала об этом! Глаза горели в незнакомом Антону безумстве. Да, он такой её никогда не видел, наверное, поэтому и «сошел с катушек».

Виктория подошла к окну. Она слышала шум с первого этажа. Громкий голос Никиты. Там, внизу, бурлила жизнь, самая настоящая. Даже та, которую придумывали киношники. А что же теперь будет с ней — Викой Корецкой? Куда её утащат безрассудные обстоятельства и так неспокойной жизни? Вика почувствовала себя бумажным корабликом, который волею судьбы переменчивого ветра движется навстречу неизвестному. Безобидный ручей за каждым поворотом способен превратиться в бурлящий, непредсказуемо-опасный поток, готовый перевернуть кораблик. И вскоре от него останется лишь размокший лист бумаги…

Бумага! Корецкая поспешно достала из кармана скомканный трофей, добытый в бою с бывшим возлюбленным. Именно из-за этого листка бумаги все и закрутилось. Антон сказал, что там признание. Вика принялась нетерпеливо расправлять бумагу.

— Этот психопат блефовал, — в следующую секунду Корецкая со злостью бросила бумагу в угол. Не существовало никакого признания, лист был девственно чистым.

В этот момент Антон толкнул дверь. Виктория обернулась. Молодой человек стоял на пороге и молчал. Лицо красное, волосы всклокочены. Неужели он опять повторит попытку ударить её?! В доме куча народу, но все они внизу. Эти мысли лихорадочно пронеслись в голове Корецкой, на лице отразился лишь страх. Страх и ненависть.

— Убирайся! — крикнула Виктория, чувствуя, что паникует. Она еще никогда не попадала в подобные ситуации. И это притом, что милый Тошенька казался самым безобидным.

Минуту назад Антон ощущал в себе жгучую ненависть, такую, что трясло все тело, казалось, выворачивало всю душу. Но как только увидел эти глаза, эти губы, он обмяк, сдулся, словно проколотый шарик. Женщина стала чужой? Так быстро, в одночасье? И ничего не изменить?

— Прости меня! — он унизительно бросился на колени.

Глава 34

Фертовский опять обернулся. Все-таки он странный, Надя поймала себя на мысли, что за последние сутки Николай часто оказывался рядом с ней, более того, она думала о нем, пыталась понять. Андреевой стало казаться, что он не совсем такой, каким ей показался вначале. Те, кто его знали, отзывались очень тепло и сердечно. А его взгляд? Выразительные, словно бархатные глаза. Он тщательно скрывал мысли, а язвил, потому что уязвим? Прикрывался своим высокомерием как щитом, не желая никому показывать своих истинных чувств.

Надя, улучшив момент, покинула свой пост наблюдения и переместилась из-за спины Фертовского немного правее. Получалось, что Виталик закрыл её от глаз оператора. Прозвучала команда «Мотор!», чуть погодя Ксения открыла дверь.

— Каков сюжет? — тихо спросила Надя. Виталик наклонился к её уху.

— Героиня Ксении получает известие, что в этом доме муж ей изменяет, — стал пояснять Виталик, — она приезжает сюда и застает их в гостиной в весьма недвусмысленной ситуации. Муж Ксении — настоящий негодяй, я имею в виду, её героини. Ксения поспешно покидает дом.

Надя кивнула. Тем временем камера начала двигаться навстречу озирающейся Ксении.

— Это называется наезд, — Виталику нравилось объяснять Наде все подробности. Она так внимательно и активно слушала, это подкупало. — Сначала сняли общий план, дверь, холл, передвижение героини. Затем следует крупный план — лицо Ксении, её эмоции, чувства, переживания. Сейчас в камере будут лишь глаза. Да, Ксения открывает дверь гостиной и видит ужасающую сцену. Вот здесь самое важное — детальный план. Это у Николая Владимировича удается безупречно. Он умеет увидеть в женщине то, что не видят другие.

— Да уж, — вздохнула Андреева, но Виталик так увлёкся, что тараторил безумолку.

— …Затем камера берет средний план, показывая то, что происходит в гостиной. То есть то, что видит Ксюша. Здесь отъезд камеры. После него общий план и дальний — дом снаружи, — Виталик словно читал лекцию, — одну сцену снимают с нескольких точек, делаются несколько дублей одного кадра. При отъезде глубина пространства усиливается, при наезде ощущение глубины уменьшается. Об этом много говорит Николай Владимирович. Он очень опытный оператор. Никита Алексеевич и он — тандем двух гениев, — Виталик услышал команду «Стоп! Снято!» и опять покинул Надю.

Объявили перерыв, кое-кто отправился на улицу, Никита на кухне пил чай. Фертовский поискал глазами Андрееву, решительно подошел к ней.

— Полагаю, что Виталий рассказал все так подробно, что Вам можно теперь снимать фильмы, — было непонятно: шутит он или нет. Оказывается, во время съемочного процесса он гораздо внимательней наблюдал за ними. Надя смущенно пожала плечами.

— Думаю, Рербергу понравилась бы Ваша работа.

— Откуда такая осведомленность? — удивился Фертовский, но тут же догадался. — Разумеется, наш друг Виталий.

— Он искренне восхищался Вашим мастерством, — она и сама не знала, зачем это сказала. Фертовский в похвале не нуждался, для этого он был слишком уверен в себе. И совершенно необязательно давать ему лишний повод проявлять свой снобизм. Николай никак не отреагировал на комплимент, молча покинул растерянную Надю. Она тяжело вздохнула и решила больше никогда не разговаривать с Фертовским. Заглянула на кухню, где Никита, размахивая чашкой, рассказывал байки участникам съемочной группы, отчего те громко хохотали. Все-таки они были одной командой, делали свое дело увлеченно, эмоционально, даже страстно. Порой они спорили, ссорились, сталкивались с проблемами и трудностями, совершенно неожиданными и порой весьма неприятными. Но они искренне верили, что у них все получится. И это было здорово!

— Надежда, — Андреева услышала голос над самым ухом, резко обернулась, — пожалуйста, разрешите мне сделать несколько Ваших снимков, —