– Пойдем. Сейчас мы ничем не сможем им помочь.

Прокоп и сам это понимал. Вслед за Янеком он ступил на едва заметную тропинку, уводившую его от Анны, от детей, от места, которое служило им домом последние два года…

* * *

– Оно, конечно… – повторил Грень. – Сенс, значит. Про вас разное толкуют.

– Я знаю.

– У нас прежний Избранник у сенсов учился, пока их не запретили. Хороший был паренёк, все добром его поминают. Только где он теперь? Убрали его куда-то, назначили нового… Говорят, вы… то есть сенсы, мозги наизнанку выворачиваете. Говорят, что вы мозги чистите и по-своему перекраиваете. Потому вас и запретили. Разное говорят.

– Мы не перекраиваем мозги, – мотнул головой Прокоп. – Не думаю, что такое вообще возможно. И запретили нас совсем не за это.

– А как же тогда… Как же ты, например, Станика за две недели вытянешь, если мозги ему не выправишь?

Прокоп немного помолчал, а потом сказал.

– Я передам то, что ему необходимо. У сенсов это получается быстрее. Ты можешь сам посмотреть, как всё будет происходить. Уверяю тебя, опасаться совершенно нечего. Но если ты не хочешь – просто забудем об этом.

– Поступим, как договорились! – решительно тряхнул головой Грень.

Неизвестно, когда появились наставники-сенсы. Может быть, они существовали всегда, с самого зарождения рода человеческого, сами не осознавая, что из себя представляют. Иногда кто-то из них становился известен, как гениальный учитель. Его последователи и поклонники объявляли его основателем новой школы педагогики, пытались постичь секреты успеха, обнаружить методику, старательно копировали манеру кумира. Он и сам искренне старался им помочь, не жалея сил, но, как правило, успеха это почти не имело, потому что не в методике и манере заключался секрет, а исключительно в нём самом. Неизвестно также, кто был первым, понявшим это в полной мере, научившись осознанно управлять отпущенной ему природой силой, находить таких же, как он, и делиться своим знанием. Кто-то считал, что это был Фрогиус, монах из монастыря на западе, кто-то называл имя профессора Деборна из Университета Песчаных холмов. Главное, что наставники-сенсы теперь знали о существовании друг друга, они могли объединяться и объединялись, явив стране невиданный взлёт успехов школяров на ниве просвещения.

К сожалению, время это продолжалось недолго…

Он ведёт урок. Обычный урок. Тригонометрия: углы, формулы и функции. Станик сидит совершенно неподвижно, слушает, широко открыв глаза, впитывая каждое слово, каждое движение Прокопа и отвлекаясь лишь на то, чтобы записать в тетрадь то, что велит учитель. Его отец, сидящий в кресле за его спиной, к исходу часа начал подрёмывать. Настороженность, недоверчивость Греня постепенно сменилась лёгким удивлением, а потом и вовсе скукой, потому что перед ним действительно не происходит ровным счётом ничего необычного. Слова, слова, шорох пера по бумаге, функции, формулы… Для Греня неразличим серебристый ручеёк, что течёт с первых минут урока неторопливо и непрерывно от наставника к ученику, соединяя их в единое целое. Прокоп видит, как бесшумный поток капля за каплей наполняет хранилища памяти Станика, он внимательно следит за тем, чтобы сосуды эти наливались равномерно и не слишком быстро. Сейчас у Прокопа всего один ученик и следить за этим нужно обязательно, чтобы не перегрузить ненароком сознание мальчика…

– На сегодня достаточно, – произнёс Прокоп чуть громче, заставив дремлющего Греня вздрогнуть и проснуться. – Завтра мы продолжим в это же время. Станик, рекомендую тебе утром ещё раз перечитать записи, которые ты сегодня сделал. Надеюсь, ты не устал?

– Нет! – возмущённо воскликнул Станик. – С чего мне уставать?!

Кажется, он был недоволен тем, что урок кончился. Кажется также, подобное чувство он испытывал впервые и был тем изрядно озадачен.

– Иди-иди уже, – пробормотал Грень, также немало удивлённый энтузиазмом сына. – Матери помоги воды в поливалку накачать.

Станик захлопнул тетрадь и выбежал из пристройки.

– Ну как, наставник, получится какой из этого толк? – спросил Грень. – Успеет Станик за две недели?

– Успеет. И толк у нас получится. Хороший парнишка, – твёрдо заверил Прокоп и не удержался от примитивно-шутливой лести: – Видно, в родителей пошёл.

– Да уж… тут уж… – довольный Грень не стал продолжать фразу. – Не пойму только, за что вас запретили?

– И я тоже не пойму, – дёрнул плечом Прокоп. – Но теперь это уже не важно. Так ты можешь мне помочь?

Грень ненадолго задумался.

– Ходит тут один к Майе, – медленно проговорил он. – Он охранником в трудовом лагере работает. Вообще, не люблю я этот народ… Но парень он вроде неплохой. Гарантировать я, конечно, не могу, но попробовать поговорить можно. А что ты конкретно хочешь?

– Увидеть свою жену, – сказал Прокоп. – Поговорить с ней. Узнать всё, что можно об этом лагере. Этого достаточно.

– Понимаю. – Грень низко наклонил голову. – Слушай-ка, если ты задумал побег устроить – я тебе не помощник. Всё равно ничего не получится, беглецу отсюда не уйти. На пустоши укрыться негде, а если до леса доберёшься – ищейки всё равно найдут. Были побеги пару раз, да ловили бежавших очень быстро. А если дойдёт до кого, что я беглецу помогал, – всей семьёй вместе со Стаником в тот лагерь и отправимся.

– Не беспокойся, такой помощи мне не понадобится, – сказал Прокоп. – Я вас не подведу. Мне только нужно увидеться с женой. И наш уговор насчёт Станика остаётся в силе…

* * *

Их запретили после того, как в стране грянула реформа образования. Закон о Благе Народа Номер Восемьдесят Семь предписывал сокращение школ и высших колледжей и полную перестройку программы обучения, а также ликвидацию порочных методов преподавания, вредящих психическому здоровью молодого поколения. «Нам не нужны толпы бесполезных грамотеев с извращённым сознанием, – сказал Верховный Избранник, – сегодня страна нуждается в крепких, умелых трудовых руках». На деле это означало полное изгнание наставников-сенсов. Власти очень точно оценили угрозу. Наставники передавали не только чистые знания. Независимо от воли и желания учителей, к ученикам словно бы переходила частичка их души. Крохотное зёрнышко алмазной твёрдости, центр кристаллизации, зарождения и роста того отношения к реальности, которое одни называют здравым смыслом, другие благородством и честностью, в третьи глупостью.

Ученикам сенсов, имевшим блестящие успехи в точных и естественных науках, намного хуже давались науки общественные. Обязательный школьный курс Любви к Избраннику вызывал у них лишь иронию, а Теория Избранничества откровенное веселье, вселявшее ужас не только в школьных педелей, но и в родителей школяров. Поэтому очень многие родители – как сообщили правительственные телеканалы – горячо поддержали новый закон.

Прокопа и Анну, как и всех его друзей, немедленно уволили. Преподавание им было запрещено под угрозой заключения в трудовые лагеря. Впрочем, закон был гуманен. Отлучённые от профессии наставники имели право получить новую специальность за государственный счёт. Так Прокоп стал мастеровым двенадцатой категории, а Анна – дипломированной санитаркой четвёртого разряда.