Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да разве может сердце пренебречь
Землей, что детский след твой сохранила.
ИОСИФ БРОДСКИЙ
ПАМЯТИ Т. С. ЭЛИОТА
I
Он умер в январе, в начале года.
Под фонарем стоял мороз у входа.
Не успевала показать природа
ему своих красот кордебалет.
От снега окна становились ýже.
Под фонарем стоял глашатай стужи.
На перекрестках замерзали лужи.
И дверь он запер на цепочку лет.
Наследство дней не упрекнет
в банкротстве
семейство муз. При всем своем сиротстве,
поэзия основана на сходстве
бегущих вдаль однообразных дней.
Плеснув в зрачке и растворившись
в лимфе,
она сродни лишь эолийской нимфе,
как друг Нарцисс. Но в календарной
рифме
она другим наверняка видней.
Без злых гримас, без промышленья злого,
из всех щедрот большого каталога
смерть выбирает не красоты слога,
а неизменно самого певца.
Ей не нужны поля и перелески,
моря во всем великолепном блеске;
она щедра на небольшом отрезке,
себе позволив накоплять сердца.
На пустырях уже пылали елки,
и выметались за порог осколки,
и водворялись ангелы на полке.
Католик, он дожил до Рождества
Но, словно море в шумный час прилива,
за волнолом плеснувши, справедливо
назад вбирает волны, торопливо,
от своего ушел он торжества.
Уже не Бог, а только Время, Время
зовет его. И молодое племя
огромных волн его движенья бремя
на самый край цветущей бахромы
легко возносит и, простившись, бьется
о край земли, в избытке сил смеется.
И январем его залив вдается
в ту сушу дней, где остаемся мы.
II
Читающие в лицах, маги, где вы?
Сюда — и поддержите ореол.
Две скорбные фигуры смотрят в пол.
Они поют. Как схожи их напевы.
Две девы — и нельзя сказать, что девы.
Не страсть, а боль определяет пол.
Одна похожа на Адама впол-
оборота, но прическа Евы.
Склоняя лица сонные свои,
Америка, где он родился, и
Англия, где умер он, унылы,
стоят по сторонам его могилы.
И туч плывут по небу корабли.
Но каждая могила — край земли.
III
Аполлон, сними венок,
Положи его у ног
Элиота, как предел
для бессмертья в мире тел.
Шум шагов и лиры звук
будет помнить лес вокруг.
Будет памяти служить
только то, что будет жить.
Будет помнить лес и дол.
Будет помнить сам Эол.
Будет помнить каждый злак,
как хотел Гораций Флакк.
Томас Стернс, не бойся коз,
безопасен сенокос.
Память, если не гранит,
одуванчик сохранит.
Так любовь уходит прочь,
навсегда, в чужую ночь,
прерывая крик, слова,
став незримой, хоть жива.
Ты ушел к другим, но мы
называем царством тьмы
этот край, который скрыт.
Это ревность так велит.
Будет помнить лес и луг.
Будет помнить все вокруг,
словно тело (мир не пуст)
помнит ласку рук и уст.
* * *
В деревне бог живет не по углам,
как думают насмешники, а всюду.
Он освящает кровлю и посуду
и честно двери делит пополам.
В деревне он в избытке. В чугуне
он варит по субботам чечевицу,
приплясывает сонно на огне,
подмигивает мне, как очевидцу.
Он изгороди ставит. Выдает
девицу за лесничего. И в шутку
устраивает вечный недолет
объездчику, стреляющему в утку.
Возможность же все это наблюдать,
к осеннему прислушиваясь свисту,
единственная, в общем, благодать,
доступная в деревне атеисту.
ЛЮДМИЛА БАРБАС
* * *
Преображенные страданьем
Черты, не здешние почти...
А вы искусственным дыханьем
Хотите эту жизнь спасти.
Неловко, шумно, неумело.
Поверив: это — не конец.
Лежит бесчувственное тело,
А вы над ним, как Бог Отец.
Творите, злющий от усердья,
Соленый сглатывая пот,
Чтоб кровь рванулась из предсердья
В обычный свой круговорот,
Чтоб горло булькнуло от вздоха,
Набрякшей жилкою дрожа...
А кто он — скаред иль пройдоха,
Завистник, лгун или ханжа,
Наглец, дошедший до предела,
Отпетый плут какой-нибудь, —
Плевать, черт с ним, не в этом дело,
А только б жизнь ему вернуть!
* * *
Не слишком любят неудачливых
И сторонятся даже их,
Смешных, прямых и незадачливых,
Неделовых, немолодых.
Не уронивших где-то скромности,
Хотя года уже не те,
Не проявивших где-то склонности
К честолюбивой суете,
Не оценивших где-то емкости
Намеков, смутных до поры,
Не уловивших где-то тонкостей
Обычной карточной игры.
Не признававших их священности,
Не принимавших их в расчет...
Вас от такой неполноценности,
Надеюсь, бог убережет.
Другие выберет вам склонности,
Но повелит, чтобы всегда
Вы сторонились честной скромности,
Как молчаливого суда.
ГЛЕБ СЕМЕНОВ
ЛЕГКАЯ ПЕСЕНКА
Окраины, окраины...
Развалины зимы...