— Врёт! Я хочу посмотреть на него!

— Посмотреть? — следователь вытягивается в кресле и смотрит на меня насмешливо. — Пересмотрели американских сериалов? Здесь вам не цирк и не экскурсия в день открытых дверей, господин Чернов. Вы пользуетесь связями и можете позволить себе небольшие вольности, но это не означает, что вы будете здесь командовать. Успокойтесь. Я выполняю свою работу.

— Она заключается в том, чтобы наказывать!

— Нет. Она заключается в том, чтобы ловить преступников. Тех, кто действительно совершил правонарушение. Тех, кто действительно виновен. Сейчас все улики показывают на Рогозина. Но у меня помимо слепого следования фактам, есть ещё и чутьё, полученное за годы работы в этой должности. Я привык прислушиваться к нему.

— Да? И что же подсказывает ваше чутьё?

— Оно подсказывает, что Рогозин не врёт. Он из тех, кто может стащить в магазине пачку сигарет или прихватить забытый кем-то пакет. Но не думаю, что он замешан в нападении.

— Однако факты говорят обратное.

— Да, факты утверждают обратное. Но есть и другие детали. Представьте себя на месте Рогозина…

Следователь поднимается и начинает ходить по небольшой комнате. Мне приходится наблюдать за его перемещением.

— Девушка наклоняется над багажником, чтобы уложить сумку. Он подкрадывается сзади, хватается за крышку, опускает её на затылок потерпевшей. Выхватывает сумочку… — рассуждает вслух следователь. — Ранний вечер. Светло. Он торопится. Боится быть пойманным. Следующее действие — снять ювелирные украшения. Как бы вы это сделали?

Следователь смотрит мне прямо в глаза. Усмехаюсь:

— Я не был на месте Рогозина. И не могу знать, как он это сделал.

— Сейчас мы моделируем ситуацию. Торопящийся преступник не стал бы церемониться. Он будет срывать украшения. Цепочка найдена порванной. Браслет цел. Серьги причислены к прочим уликам. Но мочки ушей Балашовой остались целыми.

— Причём здесь мочки ушей? — недоумеваю я.

— Притом, что те, кто торопятся, не церемонятся с жертвами. Обычно подобные крупные серьги срывают так, что мочки ушей оказываются порванными. Но у Балашовой мочки целые. И на запястье не видно следа, если бы Рогозин срывал с неё браслет. Порвана кофточка, но ни джинсы, ни бельё не приспущены…

— Что? — вскакиваю с места. — Говорите, что Марьяну пытались изнасиловать?

— Сядьте. Я думаю, некто очень сильно хотел, чтобы это выглядело, как обычное нападение. Но при нападении с целью наживы всё выглядит иначе. Преступник берёт своё, не щадя жертву, и уж точно не протирает крышку багажника автомобиля.

После слов Захарова повисает тишина.

— Вы знаете, кому могла быть выгодна смерть Марьяны? Её пытались убить или причинить тяжёлый вред. Медики говорят, что ей повезло остаться в живых.

— Она не приходит в себя.

— Иногда это лишь вопрос времени. Я говорил с мужем. У Балашовых есть видеонаблюдение. Но этот «пятачок» не попадает под глаз камеры. Мы просмотрели все записи.

— Суммируя всё выше сказанное, подозреваемых у вас нет и конкретных данных — тоже.

— Теперь настала ваша очередь помочь мне! — усмехается Захаров. — Я намерен найти того, кто действительно виновен в случившемся. Не в моих правилах вешать дело на того, кого проще и быстрее всего осудить.

— Я подумаю, — обещаю следователя.

— Хорошо. И мужу пострадавшей настоятельно рекомендуем подумать над этим вопросом.

Останавливаюсь в дверях.

— А вы его проверяли?

— Разумеется. В первую очередь. Он был в ресторане. Всё это время. Есть записи с видеокамер. Балашов непричастен к тому, что случилось с его женой.

В больнице всё без изменений. После посещения палаты Марьяны я ещё долго слоняюсь по коридорам. Не могу заставить себя уйти. Потом снова поднимаюсь к палате, где лежит моя любимая. Замечаю девушку, беседующую с медицинским персоналом. Она справляется о здоровье Марьяны. Наши взгляды случайно пересекаются.

— Извините, мне пора идти. Спасибо, что уделили мне время, — прощается девушка и решительно подходит ко мне. — Богдан?

— Да, это я. Мы знакомы? — недоумеваю я.

— Люба, подруга Марьяны, — девушка протягивает мне ладонь. — Навряд ли Марьяна рассказывала вам обо мне. Она не любила откровенничать, а мы сдружились не так давно.

Да, я ничего не слышал об этой девушке. Но я вообще мало что знаю о жизни Марьяны. Она кажется мне загадкой, а я хочу, чтобы между нами не осталось недопонимания и туманных намёков.

— Я мало знаком с окружением Марьяны.

— У неё не так много друзей, — пожимает плечами девушка. — Вы знаете, что случилось? Я очень переживаю за Марьяну! — подруга Марьяны вздыхает, добавляя. — Надо было отговорить её ехать одной. А я просто сказала, что буду ждать их дома…

— Кого их? Не понимаю, о чём вы?

Люба вскидывает на меня недоумевающий взгляд.

— Судя по всему, Маряьна до вас так и не дозвонилась? И вы о многом не знаете…

— Я хочу понять, в чём дело. Прошу, расскажите мне всё, что знаете.

— Конечно…

— Давайте поговорим не здесь? — предлагаю я.

Люба соглашается. Мы выходим из здания больницы. Синхронно направляется в сторону недорогого кафе. Стаканчик кофе в руках и заказанный десерт — лишь возможность посидеть и поговорить спокойно.

— Марьяна пришла ко мне в гости и попросила меня взять на хранение её договор. Мы разговорились, и я узнала очень многое о вас и вашем совместном прошлом. Я не первый год общаюсь с Марьяной, но за тот вечер впервые узнала её по-настоящему. Поняла, чего ей стоило жить с Виталием и воспитывать Макса… — начинает Люба. — Я поняла, что вы не знаете о проблемах Макса. У него больное сердце.

От слов Любы моё собственное сердце начинает болеть и обливаться кровью. Его словно надвое раскалывает.

— Я не знал. Марьяна мне ничего не сказала.

— Марьяна боялась, что вы можете использовать это против неё. Она разучилась доверять и ото всех ждёт подвоха. Наверное, из-за прошлого.

— Какая болезнь у Макса?

— Ему требуется операция. Протезирование сердечного клапана. Врачи говорили, что есть время сделать операцию до шести-шести с половиной лет. Но можно сделать и сейчас, ни к чему затягивать.

Чёрт… Я болван. Кретин последний, если не догадался спросить и проверить здоровье сынишки. Но он выглядел, как здоровый, счастливый мальчуган. И мне даже в голову не приходило, что Максим может быть болен.

— Ваша сделка… — Люба опускает глаза. — Марьяна была вынуждена согласиться на неё. Виталий шантажировал Марьяну. После всего он обещал дать ей денег на операцию.