— Я в курсе. И что с того?

— Да ничего. Кроме того, что она — моя законная жена. Не стоит распускать руки при мне.

— Да? — ухмыляюсь, склонив голову на бок. — А как насчёт не при тебе, а? Ты сам подложил её под меня. И знаешь, ей хорошо подо мной. Уверен, с тобой она не испытывала и сотой доли того, что даю ей я. И дело не только в сексе. Она — моя женщина. С самого первого дня. И до сих пор. А ты просто… ошибка, которую легко исправить. Или устранить.

Взгляд Виталия леденеет. Он начинает дышать чаще и поверхностнее. Он меня дико раздражает. Я ожидаю, что он вот-вот начнёт шумно хрипеть.

— Не так быстро, Богдан. Развод невозможен.

— Сейчас невозможен! — уточняю я. — Но как только Марьяна придёт в себя…

— Ты ничего не решаешь. Абсолютно. Ты ей никто! — бравирует Виталий. — А я её муж.

— Решаю я и мои деньги. И ты захлопнешь свой рот прямо сейчас, если не хочешь, чтобы тебя уже завтра сожрали с потрохами кредиторы.

Виталий плотно смыкает челюсти.

— Ты…

— Я. Ещё что-то? Выйди.

Виталий отступает к двери. Но уцепившись пальцами за ручку, внезапно поворачивается и бросает напоследок:

— Соблюди дистанцию хотя бы для приличия.

— Ты хотел продать мне свою жену. Не тебе указывать мне на правила приличного поведения…

— Продать? — хмыкает Виталий. — Не вижу на ней ценника.

— И не увидишь. Она не продаётся.

Виталий хмурится, не улавливая смысл моих слов.

— Мы ещё вернёмся к этому разговору, — говорит, будто он хозяин положения, а не я.

Виталий тешит своё эго. Пусть тешит. У него осталось не так много времени, чтобы чувствовать себя королём положения. Откровенно говоря, при взгляде на него хочется сказать только одно: «А король-то голый!»

К чёрту… Всё к чёрту. Едва за Виталием закрывается дверь, я подтаскиваю кресло близко к кровати и прикладываю голову к груди Марьяны. Мне жизненно важно услышать, что её сердце бьётся. Показания и звуки медицинских приборов мне ни о чём не говорят. Я должен услышать это сам. И я слышу. Едва ощутимое биение. Где-то внутри. Меня пронизывает чувством глобального облегчения. Прислушиваюсь к этим мерным звукам. Моё сердце замедляет свой темп, подстраиваясь.

Я чувствую себя виноватым. Зачем рванул на эти похороны? К людям, которые значат для меня ничтожно мало и кажутся чужими… Только для того, чтобы соблюсти приличия? Да, отдал должное памяти приёмной семье, но потерял гораздо более важное.

Сразу же обрываю себя. Ещё не потерял. Но если бы я не уехал, если бы забрал Марьяну в тот же день и не играл в обиженного судьбой, всё было совершенно иначе. Чувство вины обгладывает меня. Сжирает не по кусочку, а перекусывает напополам, заставляя истекать бессилием. Я не люблю чувствовать себя таким — неспособным изменить хоть что-то.

Единственное, что я могу, это перевести Марьяну в хорошую клинику под наблюдение квалифицированного медицинского персонала. Нужно лишь сломить сопротивление Виталия. Но я не замечаю в нём сильного рвения.

— Крошка, ты справишься.

Голос звучит тихо. Говорить шёпотом получается само-собой. Как будто боишься спугнуть и прислушиваешься к едва слышному звуку дыхания.

— Наверное, ты бы хотела увидеть Макса? Привести его?

Марьяна не отвечает. Молчит. Конечно, она хотела бы его увидеть. Марьяна любит нашего сына и готова ради него на любые жертвы.

— Я обязательно загляну к тебе, слышишь?

Я сжимаю безвольные пальцы Марьяны и наклоняюсь, целуя её губы.

Покидаю палату. Виталий стоит в отдалении и беседует с врачом. Подхожу к ним, улавливая обрывок разговора. Кажется, Виталий справляется, можно ли перевозить Марьяну в другую клинику.

— Надо поговорить! — говорю Виталию. — Срочно!

— Хорошо, — с лёгким вздохом раздражения соглашается он и обращается к врачу. — Николай Алексеевич, я вынужден отойти. Поговорим с вами позднее.

Дожидаюсь, когда врач отойдёт.

— Пройдёмся? — предлагает Виталий.

— Лучше поговорить не в стенах больницы, — соглашаюсь я.

Присутствие Виталия меня раздражает неимоверно сильно. Но сейчас мне придётся иметь с ним дело. Хотя бы для того, чтобы увидеть своего сына.

Мы выходим из здания больницы. Пальцы сами тянутся к карману джинсов, чтобы вытащить сигаретную пачку. Но рука замирает на полпути. Я удивлён тем, что к зданию больницы приближается Аня. Её я точно никак не ожидал здесь увидеть.



Аня замечает меня и Виталия. Нас невозможно не заметить — мы стоим у центрального входа.

— Что ты здесь делаешь? — интересуюсь я.

— Я узнала, что с Марьяной приключилась беда. Приехала навестить. Она же приходится мне двоюродной сестрой! — поясняет Аня.

— Знаешь, раньше ты нечасто рвалась к ней навстречу.

— У нас есть разногласия. Но в момент несчастья о них забываешь! — хмурится Аня, нервно сцепляет пальцы на ремешке сумки. — Как она? Уже пришла в себя?

— Нет, — включается в беседу Виталий. — Марьяна ещё находится без сознания.

— Какие прогнозы? Она вернётся в сознание или будет лежать в коме?

— Я бы не стал делать поспешных выводов, — цежу сквозь зубы.

— Я желаю ей поправиться. От всего сердца.

Лицо Ани принимает скорбное выражение. Я всем нутром чувствую, что её визит в больницу — лишь дань вежливости. Не более того. Возможно, она немного переживает за двоюродную сестру. Но её тревога — лишь капля в море других эмоций. Кажется, моя жена рада полученной отсрочке. Она считает, что если Марьяна не приходит в себя, я не стану торопиться с разводом. Но в этом она ошибается.

— Виталий, соболезную, что ваша жена пострадала от рук уличных хулиганов… — говорит Аня, едва дотрагиваясь до локтя Виталия.

— Откуда ты знаешь, что на Марьяну напали хулиганы? — цепляюсь за слова жены. — Говорила с полицией?

— Нет… — теряется Аня. — Но разве это не очевидно? Я слышала, что у Марьяны отобрали сумочку и кошелёк. Так обычно поступают хулиганы…

— Но только мы живём в обеспеченном районе, — оскорблённо заявляет муж Марьяны. — У нас невысокий процент преступности.

— Однако кто-то напал на неё, — подводит итог Аня. — Пожалуй, я пойду поговорю с врачом о состоянии Марьяны.

— Не стоит! — останавливаю я её. — Мы только что говорили с врачом. Нельзя дёргать человека, чтобы пересказать то, что и так известно нам двоим. Тебе лучше вернуться домой и озадачиться скорым сбором вещей. Я приеду позднее.

— Но…