Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Коко не…
Но Николина знала то, что было неведомо мне – секреты Коко и ее матери. Она рассмеялась, глядя на мои широко распахнутые глаза, на раскрытый от удивления рот. И внезапно эти секреты стали и моими тоже.
– Нет. – Я затрясла головой. Потрясение захлестнуло меня холодной волной. – Коко бы…
Моргана ринулась вперед, а мне оставалось лишь стоять на месте бесплотной тенью, когда она вонзила нож в меня, и он прошел насквозь. Тело у меня пошло рябью. Хрустнула кость. Ан-сель рухнул на колени, а я за ним, безуспешно пытаясь поймать его обмякшее тело, обхватить его невидимыми руками, чтобы смягчить падение. Он был ошеломлен и обездвижен. Его кровь пропитала мою одежду, и мой разум просто… сбежал.
– Возможно, ты не заслужила гнева своей матери, – размышляла Николина, лениво обходя нас кругами, когда Моргана скрылась в туннеле, а я страшно закричала. – Как и ненависти твоего охотника. Но это! – Она взволнованно подпрыгнула. – Это ты заслужила, Луиза!
Безжалостно перерезая мои собственные нити, она повторила слова, которые я сказала ему.
– Ты ломаешь все, к чему прикасаешься, Ан-сель. Ты настолько беспомощен, что на это жалко смотреть. – Щелк-щелк. – Ты твердишь, что не ребенок, Ансель, но это так и есть. – Щелк. – Ты и есть ребенок. Маленький мальчик, который нарядился в костюмчик с чужого плеча и пытается играть во взрослую жизнь. Мы взяли тебя с собой смеху ради, но время для игр прошло. Сейчас девушке грозит беда – ровно как и мне, и мы не можем позволить тебе все испортить.
Щелк-щелк-щелк.
Будто моя жизнь была ценнее, чем его.
Будто его жизнь не была ценнее всех наших вместе взятых.
Но даже тогда я это знала. Знала, что он лучше нас. Теперь я смотрела на его лицо, на его широко распахнутые невидящие глаза. Кровь обагрила волосы и изящную шею Анселя, запачкала ему пальто.
– Ты любила его, Луиза? – Николина повторила насмешливый вопрос моей матери. – Ты видела, как свет гаснет в его прелестных карих глазах?
Почему я не сказала ему? Почему не обняла в последний раз?
Я закрыла глаза и рухнула на колени, прижимаясь лбом к его щеке. Я не почувствовала ее, разумеется. Я вообще ничего не чувствовала. Так вот что значит тонуть? Вот как это происходит? Странно. Я даже не могла заплакать… ни когда Коко вынула кинжал из его головы, ни когда Рид раздвинул ему губы. Ни когда Николина нависла надо мной с брошенным кинжалом в руке.
Убив меня, прошлое она не изменит.
Часть меня уже умерла здесь.
Что значить плавать
Рид
Я даже не стал расшнуровывать ботинки и скидывать пальто. Когда Лу упала в воду, я пошел за ней следом. Вода уже доставала до щиколоток.
Позади раздалось тихое рычание.
Я напряженно обернулся. На меня смотрели янтарные глаза. Белая шерсть поблескивала в лунном свете.
Я тихо выругался.
Чертов пес.
Он шел по тропе. Шерсть вздыблена, зубы оскалены. Фыркнув, пес затряс головой и взвыл. Затем еще раз. Он впился взглядом в меня, словно… пытался что-то сказать. Когда он приблизился, я нерешительно вынул кинжал.
– Стой, – мрачно сказал я.
Прижав уши, пес зарычал уже громче и злее. Но этим и ограничился.
– Как он сюда попал? – спросил я Коко. – И где Константин?
– Не обращай внимания. – Коко наблюдала за нашим противостоянием, торопливо снимая ботинки. – Он не помешает.
– Всякий раз, когда случается беда, пес тут как тут. Он – дурное предзнаменование…
– Лу, вероятно, тонет. – Она начала расшнуровывать лиф, и я поспешно отвернулся. – Быстро прыгай туда, пока…
Мы замерли, почувствовав аромат, резкий и сладкий, едва уловимый на ветру. В носу горело от знакомого запаха.
Магия.
Не моя и не Коко. Кого-то другого. А значит…
Крик Селии прорезал ночную тишину. Пес навострил уши, но не оглянулся в ее сторону, а посмотрел на воду. Кровь застыла у меня в жилах. Меня раздирали нерешительность и страх, и потому я замешкался и не успел остановить его.
Со сверхъестественной быстротой пес пронесся мимо меня и прыгнул прямо в сердце Печальных вод.
Решение пришло быстро.
Я нырнул за ним.
Последняя строфа
Лу
Николина ударила не сразу. Хотя глаза я закрыла, увиденное все еще пылало в нашем общем сознании. Она лениво подняла нож сквозь туман, с восхищением посмотрела на лезвие, обагренное кровью Анселя. Я же склонилась над его телом, отчаянно сжимая его плечи. Глазами Николины я видела, насколько жалкий у меня сейчас вид. Она наслаждалась этим. Наслаждалась моей мучительной болью, этим темным и смертельным ядом. Он был таким же, как у нее.
Нужно заставить себя подняться, бороться, бежать, сделать уже хоть что-нибудь. А если не могу встать, нужно ползти. Надо вскинуть кулаки, разозлиться, выплеснуть гнев, невзирая на звон в ушах. Плюнуть ей в лицо прежде, чем она вонзит нож мне в спину.
Но я ничего не смогла сделать. Я даже не могла поднять голову.
«У меня только в следующем месяце день рождения, – смущенно пробормотал Ансель, но все равно прижал бутылку к груди. Блик от пламени костра блеснул на его лице, а с ним – и робкая радость. – Мне раньше никто никогда… – Он кашлянул и сглотнул. – Мне раньше никто никогда не дарил подарков».
Ему никогда не дарили подарков на день рождения.
«Мне уже до смерти надоело, что всем приходится меня защищать. Я хочу для разнообразия сам себя защитить или даже… – Я нахмурилась сильнее, и Ансель вздохнул, спрятал лицо в ладонях и потер глаза. – Я просто хочу приносить пользу. Не хочу больше быть неуклюжим дурачком. Неужели я прошу о многом? Я просто… не хочу быть обузой».
Обузой.
«Она все время на тебя поглядывает». – Ан-сель споткнулся о ветку, чуть не рухнув носом в сугроб. Абсалон грациозно отпрыгнул в сторону.
«Еще бы. Я ведь такая красавица, что глаз не оторвать. Произведение искусства во плоти».
Ансель фыркнул.
«Прошу прощения? – Я возмущенно пнула в Анселя снег, и он снова чуть не упал. – Кажется, я ослышалась. Ты должен был ответить: „О Великая богиня, воистину красота твоя – священный дар небес, и счастливы те смертные, кто может созерцать твой лик“».
«„Великая богиня“. – Он рассмеялся еще больше, отряхивая снег с пальто. – Да уж».
Я задыхалась. Смеясь и плача, я раскачивалась