Входя в трапезную, Арсентий уже примерно представлял себе, что увидит, и не ошибся. Просторное помещение, в котором большую часть пространства занимали столы на шесть – восемь человек, освещалось в основном берестяными лучинами, закрепленными на специальных светцах в разных концах залы – от этого пахло тут в первую очередь именно горелой березой. По летнему времени печи не топили, но за годы бревна прокоптились, стали почти черными от дыма. Посередине с потолка свисало на цепи большое тележное колесо, уставленное восковыми свечами.

– Будьте здоровы, люди добрые! – перекрестился Арсентий, входя в помещение.

– И ты здравствуй, божий человек! – махнул рукой в ответ хозяин, крепкий еще мужчина лет сорока пяти, с длинной бородой, до этого о чем-то споривший с хмурым широкоплечим человеком, который посмотрел на нового гостя недоверчивым взглядом, развернулся и вышел через боковую дверь.

– Мне бы переночевать. Найдется комната? – спросил послушник, подходя к стойке. – Заплатить есть чем.

– Чем накормить и напоить, сообразим, а вот с ночлегом беда, – пожал плечами хозяин. – Сегодня у нас боярыня со свитой остановилась, все комнаты заняты. Разве что на сеновале, если не побрезгуешь.

– Не побрезгую, – пожал плечами Арсентий. – А пока плесни-ка кваску.

– Это всегда с удовольствием, – улыбнулся хозяин, поставил на стойку большую глиняную кружку и наполнил до краев. – Куда путь держишь, божий человек?

– На богомолье, – отпив, ответил Арсентий уклончиво. – А что за боярыня у тебя гостит?

– Есислава Вадимовна, жена воеводы Льва Коловрата из Переславля. В монастырь направляется, – ответил словоохотливый хозяин, а потом доверительным тоном добавил: – Непраздна[30] боярыня, уже родит вот-вот, видать, едет молиться за здоровье будущего первенца.

– Дело доброе, – согласился Арсентий, а потом аккуратно спросил: – А все ли спокойно у тебя на дворе? Не было ли необычностей в последнее время?

– Божьей милостью все хорошо. – Хозяин перекрестился, а потом еще и сплюнул три раза через левое плечо. – А почему спрашиваешь?

– Так, на всякий случай. Я, с твоего позволения, когда боярыня вечерять будет, тут, в уголке, посижу. Не каждый день живых бояр видеть доводится.

– Да мне не жалко. Главное, к уважаемым гостям с разговорами не приставай, а так сиди сколько хочешь. Особенно если за ужин заплатишь.

– Нет, спасибо, я уже по дороге поснедал. – Арсентий подвинул к хозяину пустую кружку. – А вот от кваску не откажусь, знатный у тебя квасок. И заплачу́, знамо дело.

Ждать в углу пришлось не очень долго. Вскоре двое помощников хозяина сдвинули несколько столов в один большой, накрыли скатертью, и в трапезную стали спускаться люди из свиты боярыни. Первыми ввалились полтора десятка шумных молодых парней под руководством того самого хмурого мужчины. В них Арсентий опытным взглядом сразу узнал дружинников во главе со старшиной – сам когда-то таким же был. Хмурый вновь посмотрел на него недоверчиво, а когда парни расселись за столом, подошел и опустился на скамью напротив послушника.

– Кто такой будешь? – спросил он без лишних церемоний.

– Мирный путник, послушник из Богоявленского монастыря, – скромно ответил Арсентий.

– А лицо тебе так в монастыре спалило?

– Нет, на пожаре. До монастыря.

– Ты больше на лесного татя смахиваешь, чем на послушника. – Старшина наклонился чуть вперед: – Если что дурное попытаешься сделать против боярыни, враз в капусту порубаю. Усек?

– Усек, – подтвердил Арсентий. Хмурый молча встал и вернулся к общему столу.

Чуть погодя в трапезную вошла и боярыня Есислава в сопровождении женской части свиты – пяти молодых девушек-подружек, перед которыми тут же начали красоваться дружинники, а также трех женщин старшего возраста. Одна из них, самая старая, тут же уставилась на Арсентия очень странным взглядом, словно пыталась насквозь просверлить. Он от этого почувствовал себя несколько неуютно, но глаза прятать не стал, внимательно смотрел за всем, что тут происходит.

Конечно, не мог он не обратить внимания и на боярыню. Есислава была очень и очень красива – высокая и статная, с глазами цвета летнего неба. Правда, какая-то очень грустная и даже, подумал Арсентий, испуганная. Пожалуй, это можно было объяснить тем, что, судя по размеру живота, ее ожидания подходили к концу, со дня на день разродится, а это неопытную женщину вполне может не только радовать, но и пугать.

Он пытался понять, от чего же его предостерегал леший на дороге, но все было так мирно и обыденно, что Арсентий даже засомневался, не ошибся ли тот. Гости ужинали разнообразными яствами, которые на больших блюдах подносили служки (судя по обилию снеди, хозяин выставил для высоких гостей все самое лучшее из запасов), мужчины потягивали пьяный мед – правда, в меру, чтобы не слишком захмелеть и не забыть об обязанностях. Парни перекидывались шутками, над которыми смеялись девушки. Даже боярыня, несмотря на грусть, время от времени присоединялась к веселью.

Старшая из женщин в какой-то момент наклонилась к Есиславе, пошептала ей на ухо, показывая на Арсентия. Та, подумав, повернулась к старшине и тихонько сказала несколько слов. И к послушнику по команде хмурого тут же подошел один из парней, уважительно поклонился.

– Боярыня приглашает тебя трапезу разделить.

– Благодарствуем, – ответил Арсентий. Хотел было отказаться, но, подумав, встал и последовал за дружинником. Его усадили напротив Есиславы, для чего пришлось чуть подвинуть старшину, который, судя по взгляду, за это еще больше невзлюбил чужака.

– Куда путь держишь, божий человек? – с легкой улыбкой поинтересовалась боярыня после того, как он представился.

– На границу со Степью иду, в сельцо одно.

– И что же ты на границе забыл? – тут же вмешался в разговор хмурый.

– Настоятель послал, – ответил Арсентий уклончиво.

– Что-то ты не особенно словоохотлив. Скрываешь что? – прищурился старшина.

– Охолонь, супостат! – строго посмотрела на него старшая женщина. – Ты что, никогда про богоявленских братьев не слышал?

– А должен был слышать?

– Они известные умельцы по борьбе с нечистой силой. – Она со значением во взгляде посмотрела на боярыню, которая поежилась, словно от сквозняка. – Потому они единственные из монашей братии, кому оружие носить дозволено.

– Что-то я устала. – Боярыня поднялась из-за стола. Лицо ее действительно вдруг сильно побледнело. – Нянюшка, а проводи-ка меня.

– Иду-иду, золотко! – Старуха встала и заковыляла вслед за боярыней к лестнице, ведущей наверх.

– Вот что, давайте-ка все ко сну! – сложил руки на груди хмурый старшина. – Стражу несем по уговору, если что не так, меня будить. Ты где разместился, послушник?