Мои размышления прервал хриплый крик одного из воинов. Приложив руку к глазам в виде козырька, он напряжённо всматривался в степь справа от нас. Властно рявкнул Невронд и воины, укрывшись за повозками, начали торопливо натягивать арбалеты, возницы поудобнее перехватили кнуты, готовясь, если что, тут же пустить их в дело. Привстал на телеге и послушник, привычно положив руку на уже знакомый амулет, благо Вимс его от души наполнил энергией.

— Двигаем ближе к обозу, — моментально среагировал Гонда и, рванувшись вперёд, потянул меня за собой. В два прыжка я очутился возле последней телеги, ухватившись за неё рукой. Уже знакомый мне вой недобро сощурился и руку с телеги я поспешно убрал. А ведь если что, не пустит он нас на неё. Восемь лишних человек многовато будет, да и деревни поблизости не видать. Совсем плохо.

— Что там, Виленд? — поинтересовался Невронд, вынимая меч из ножен.

— Вроде прячется кто–то в траве, — ответил тот, продолжая внимательно высматривать нечто видимое только ему. — Голову на миг подняли.

— Да кому там прятаться то? — удивился десятник. — Степняки с коней нипочём не слезут. Они разве что не спят на них, а тати средь бела дня по степи не бродят. Им лес милей. Да и на храмовый обоз нападать — дураков давно нет.

— А тебе не показалось? — решил снизойти до беседы с простым ратником и Мефодий. — Может просто трава колыхнулась.

— Нет, всеблагой отец, — поклонился тот в ответ. — Я ясно выдел. Да и сейчас там шевеление странное есть.

— У Виленда глаз острый, — заступился за воина Невронд. — И вой он опытный. Зазря тревогу не подымет.

— Так кто же там? — задумчиво погладил кристалл послушник. — Может зверь, какой?

— Ты, — Невронд повелительно указал пальцем на одного из близнецов. — Иди, посмотри, что там такое.

— Как же так, господине десятник, — моментально побледнел тот. — Я и не умею.

— А чего тут уметь, — недобро сощурился Русин, отложив в сторону арбалет и вынимая плеть. — Ты иди давай, а то господине десятник долго ждать не любит.

Близнец, мелко задрожав, затравленно оглянулся по сторонам. Его брат незаметно отодвинулся прочь, от греха подальше. Мол, как бы ни перепутали.

— Ну! — меченый угрожающе придвинулся к краю телеги. — Долго тебя ждать, отрыжка Вопящих?

Близнец всхлипнул и обречённо побрёл в сторону подозрительного места. Было хорошо видно, что ему сильно страшно. Неровная, спотыкающаяся походка, прижатые зачем то к груди руки, вытянутая в попытке хоть что–то рассмотреть шея. Я зло взглянул в сторону десятника. Вот сволочь обнаглевшая. На нём же защита обоза! Вот и посылал бы кого–то из воинов. Им за это жалованье платят! Нет, на нашем горбу выехать захотел! Изгоя если что не жалко!

— Ох, ты! — близнец, по–видимому, что–то, разглядев, бросился вперёд и упал на колени: — Здесь вой раненый! — крикнул он, обернувшись к нам. — Наш, то есть княжеский!

Через минуту незнакомый воин уже лежал в одной из повозок. Собственно говоря, о том что он воин, можно было понять только по чудом не потерянному шлему и перевязи с мечом, пристёгнутому прямо на исподнее. От доспеха и сапог, он, судя по всему, по каким–то причинам, избавился. Ну, или помогли избавиться. Хотя второе маловероятно. Зачем тогда меч со шлемом оставлять? Они тоже денег стоят. Вид ратника вполне соответствовал его одежде: безумный блуждающий взгляд, воспалённые потрескавшиеся губы, опалённая как от ожогов кожа.

Виленд, бережно приподняв голову, приложил к губам плошку с водой. Воин судорожно глотнул, закашлялся, вновь глотнул, постепенно приходя в себя.

— Где я? — прохрипел он, силясь приподнять голову.

— В безопасности, — положил руку ему на плечо Невронд. Виленд вновь поднёс к губам воду. — Ты кто? Откуда ты вой?

— С Хованного острога я, — воин не оставлял попыток приподняться. — Никшой меня кличут, господине. Меня господине кастелян послал.

— Хованного? — не на шутку озадачился Невронд. — Да до него седмицы две пути будет. Ты часом не врёшь мне вой? Ты как сюда попал?

— Меня господине кастелян послал, — вновь повторил Никша. — Беда у нас. Острог степняки осадили. Гильтов шесть будет, не меньше! Да и в сторону Вилича ещё с десяток ушло.

— С чего бы так много? — не на шутку встревожился десятник. — Степняки не любят в большие отряды сбиваться. Неразбериха у них тогда начинается. Не терпят коренные над собой чьей–то власти.

— Так до недавней поры и было, — облизав потрескавшиеся губы, согласился Никша. — Да только слух дошёл, что всё же объединил их кто–то. Наибольший у них появился. Вот его людишки под крепостцу и пришли.

— Не мели чепухи, вой! — Мефодий даже побагровел от негодования. — Степняков уже почитай больше трёх веков, со времен ырги Юнуса, никто не объединял! Да и тот плохо кончил!

— Что–то темнишь ты, вой, — нахмурил брови Невронд. — И ты не ответил на мой вопрос. Если ты в Хованного острога, то тут как оказался? И зачем бы тебя господине кастеляну куда–то посылать? Голуби же есть!

— Голуби есть, — искривил рот в страшной улыбке Никша, — то правда. Да толку в них нет. Господине кастелян три раза весточку в Вилич послать пытался, да все бестолку! Со степняками шаманы пришли. Все птицы сразу за стеной на землю камнем падают.

— Врёшь! — зло прорычал десятник, схватив Никшу за грудки. — Степняки шаманов в поход с собой ни в жисть не возьмут! Тем обычай свои земли покидать настрого воспрещает! Это я доподлинно знаю! Ты сам их видел?!

— Нет, — помотал головой Никша. — Их никто не выдел. Да только ушлёпки волшбу почувствовали. Сказывают, что не их волшба — шаманская. Людишки бают, что знамение им какое–то было. Вот они вслед за воями и потянулись.

— Какие знамения у этих скотов быть могут? — донельзя перекосился отец Мефодий и добавил, будто плюнул: — Дикость и ворожба нечестивая!

— Вот господине кастелян и стал охотников кликать, грамотку в город доставить, — продолжил между тем Никша. — Десять золотых награды посулил, вот я и соблазнился на свою голову.

— И как же ты ушёл? Они же на конях? — Невронд буквально навис над раненым, буравя его глазами.

— Если кто в Хованном остроге бывал, то знает. Пустошь там рядом есть. Длинная, но узкая очень. Насквозь просвечивается, — было видно, что слова даются воину с всё большим трудом, и он балансирует на грани беспамятства. — Вот я и решил рискнуть. Степняки к ней и близко не подходят. Не любят они магии. Я туды ночью и рванул. Думка была наскоком проскочить, ан не вышло. Закрутило меня. Там темно, не видно ничего. Долго блуждал, думал, вообще не выберусь. Очнулся уже туточки. Даже не помню как.

— Пустошь и не такое может, — заметил кто–то сочувственно. — Как же ты выбрался?

— Не знаю я. Говорю же, не помню ничего. Даже как доспех потерял, не помню. Что–то жгло очень.

— Прям как ты, — шепнул мне на ухо Лузга. — Ничего не знаю, ничего не помню.