– И что это за причина, по-твоему?

– Пока не знаю.

– И ты надеешься, что разговор с учителями этопрояснит?

По-моему, Лукьянов валял дурака, но, черт знает, что там унего на уме.

– Хорошо, встретимся с учителями.

Я позвонила Вешнякову. Идея встретиться с учителями ему непоказалась вздорной, и он пообещал срочно выяснить, кто тогда работал в школе ис кем следует поговорить.

– Вот этот дом, – кивнул Саша, сверяясь с.адресом, записанным на клочке бумаги.

– Зайдем?

– Конечно, раз приехали.

На наши настойчивые звонки в дверь никто не отозвался.Соседи напротив сообщили, что Ваньку здесь давно не видели. Он затеял ремонтпосле смерти тетки, а потом пропал. Неделю назад здесь заметили женщину, онаоткрывала дверь своим ключом. Соседка еще решила, что он квартирантов пустил.Лица не разглядела, та спиной стояла. Одета была в серый плащ, это все, чтопомнит. Мы добросовестно прошли по всем квартирам, но больше никто женщину всером плаще не видел.

– Убитая Серафимович была одета в куртку, – вслухподумала я. – Но, учитывая особенности нашего климата, могла с собой иплащ прихватить.

– С чего ты взяла, что это Серафимович? –недовольно спросил Лукьянов.

– Просто фантазирую. Давай-ка встретимся с местнымучастковым.

– Это еще зачем? – искренне удивился Саша.

– Поговорим, вдруг он что-нибудь интересное расскажет?

Саша пожал плечами, но возражать не стал.

Кабинет участкового находился в здании жилищно-коммунальногоотдела. Одноэтажное, приземистое, оно притулилось во дворе стандартных хрущевокнеподалеку от дома, где жила тетка Мещерякова. Железная лестница, звонок возлеметаллической двери. Я позвонила, не очень-то рассчитывая на удачу. Дверьоткрыла женщина в рабочем халате.

– Нам бы с участковым поговорить, –поздоровавшись, сказала я.

– Проходите, только он сейчас занят. С Петькойвоюет, – заявила она таким тоном, точно всему миру было известно, ктотакой Петька.

Из крохотной прихожей, где женщина домывала полы, виднеласьраспахнутая настежь дверь в комнату побольше с одним окном. Возле окнаписьменный стол, за которым восседал крупный мужчина в форме. Он вытиралплатком вспотевший лоб и кому-то выговаривал:

– Вот сейчас отправлю тебя в отделение, и будешь тамдурака валять в свое удовольствие. Я тебя сколько раз предупреждал? – Тутмужчина заметил нас и спросил, нахмурившись: – У вас что?

– У нас к вам несколько вопросов, – улыбнулась я ипротянула удостоверение. Он взглянул на него мельком, а я порадовалась – дядькаиз старой гвардии, такой не только всю шпану знает на своем участке, у негособаки и кошки на учете.

– Что-то срочное? – спросил он сердито, косясь намужичка, что притулился в углу напротив, взъерошенного, грязного и явнострадающего от невозможности похмелиться.

– Иваныч, – робко кашлянул он, – отпусти.Ей-богу, нашел я эту сумку, на помойке, в Варварином дворе. Вот те крест, некрал. Мое слово – закон, ты же знаешь.

– Знаю, знаю. Ты мне когда обещал на работу устроиться?

– Так ведь…

– Я тебе сам два раза работу находил, людей за тебяпросил, и что?

– Ну, так в запой сорвался, с кем не бывает. Оклемаюсь,пойду на работу. Вот те крест, пойду. А сумку не крал. Хоть бабку-дворничихуспроси, она видела, как я сумку нашел, еще заорала, что это ее сумка. Самапоживиться хотела.

Предмет спора, ярко-синяя сумка, довольно объемистая, стоялана столе участкового.

– Что сотворил этот страдалец? – решила яполюбопытствовать.

– Этот страдалец, когда с перепоя мается, точнопылесос. Все к рукам прибирает. Вот сумку спер у кого-то и не сознается.

– Да я ее на помойке нашел, в Варварином дворе.

– Видали, еще и врет. Уж хоть бы не врал, когда за рукупоймали.

Варварин двор получил название от моста через широкуюболотистую канаву Варварку. Мост был старым, девятнадцатого века, на неговыходили четыре “сталинки”, между ними большой двор с эстрадой. Во временамоего детства там часто устраивали концерты художественной самодеятельности.

Интерес мой вызвал тот факт, что от дома тетки Мещерякова доВарвариного двора две минуты ходу, а в руках у Серафимович, если веритьпоказаниям уборщицы с вокзала, была синяя спортивная сумка.

– Тебе мало, что один раз тебя уже посадили заворовство, – продолжал увещевать Петьку участковый, – ты опять застарое? Последний раз спрашиваю, где сумку украл?

– Да не крал я…

Лукьянов подошел к столу и спросил:

– Взглянуть можно? – он кивнул на сумку и, недожидаясь разрешения, расстегнул “молнию”. Сверху лежал серый женский плащ.Лукьянов присвистнул, я подалась вперед, а участковый, видя наш интерес,заволновался еще больше. В сумке оказались женские вещи. Вполне приличные,выбрасывать такие на помойку никому бы в голову не пришло. – Мы занимаемсярасследованием убийства, – весомо заявил Лукьянов. – Так вот, пословам свидетеля, у убитой был серый плащ и вот такая сумка.

Петька вытаращил глаза и замер так на некоторое время, лицоучасткового страдальчески сморщилось:

– Доигрался, чучело.

Сразу и не поймешь, кто из них испугался больше.

– Давайте по порядку, – внес разумное предложениеЛукьянов.

Петька говорить не мог, пребывая в трансе, оттого первымначал участковый:

– Сегодня утром я встретил его у пивнушки, тутнеподалеку. Рядом микрорынок, вот он там с бабками отирался, просил вещичкипродать. Ну, я к нему с вопросом. Живет один, ни жены, ни матери, просто бабы ито нет, все здоровье пропил. Спрашиваю – откуда вещи женские? Ясно, что украл.А он мне про помойку. Вот, привел сюда, хотел вызнать, где спер, чтоб хозяйкевернуть. Не сажать же дурака, он мужик-то беззлобный, и руки золотые, если непьет… И в тот раз по дурости сел, со стройки кусок рубероида уволок и уснул пососедству с ним, а ему год дали. Сейчас же говори, где украл! – рявкнулучастковый так, что стекла звякнули.

Петька подпрыгнул, потом вдруг бухнулся на колени, истовоперекрестился и заплакал, бормоча отчаянно:

– Иваныч, крест святой, на помойке.