Это второй раз – второй раз с побега, когда меня не встречают с поезда, и я понимаю, что сама не справлюсь. Надо положить этому конец. Нужно быть организованней и иметь при себе больше денег. Держать в сумочке деньги на крайний случай. Как только получу, отложу самое малое пять фунтов. И, возможно, стоит держать фунт в кошельке на случай, если остальное истрачу или потребуется не так много. И, может, стоит опять начинать копить на побег, просто на всякий случай. Хорошо было бы, чтобы жизнь устроилась и не пришлось бы бежать, но, если смотреть правде в глаза, до этого еще далеко.

Тетушка Тэг живет в маленькой современной квартире в чистеньком квартале. Его весь построили, по-моему, лет десять назад. В нем есть изогнутая торговая улочка с жуткой булочной и дома на шесть квартир, трехэтажные, с газонами между ними. Ее квартира в среднем. Тут не так… в смысле, не хотела бы я здесь жить. Все очень новенькое, чистенькое и модное, но без своего характера, и все комнаты прямоугольные, и потолки очень низкие. Думаю, тетушка Тэг выбирала жилье себе по карману и в районе, безопасном для одинокой женщины. Или, может, ей хотелось иметь собственное жилище, совсем не похожее на родной дом: с современной обстановкой и без волшебства. Она всегда, логично и разумно, ассоциировала магию, фейри и все такое с моей матерью, которая четырьмя годами старше нее. Поэтому тетушка Тэг не желала иметь с ними дела – так же, как с Лиз. Она живет сама по себе, с красивой, но невероятно избалованной кошечкой Хурмой. Хурма прыгает с подоконника на козырек над входной дверью, а оттуда на землю. А вот обратно ей этим путем не вернуться, она поднимается по лестнице и мяукает под дверью.

Мне квартирка сразу нравится и не нравится. Я восхищаюсь, как в ней чисто и опрятно, какие пышные коричневые диванчики (теперь они для меня низковаты) и голубые столики. И я вижу, что калориферы хорошо работают. Когда она их купила, незадолго до бабушкиной смерти, все мы ужасно восхищались таким новшеством. Но на самом деле я больше люблю старые вещи, тесноту и камины и подозреваю, что тетушка Тэг тоже, хотя ни за что не признается.

«Моя» комната здесь маленькая, в ней кровать и стеллаж с тетушкиными книгами по искусству. И на стене две потрясающие картины Хокусая – явно иллюстрации к сказкам. На одной два испуганных японца отбиваются от гигантского спрута; на другой те же двое со смехом прорубаются сквозь огромную паутину. Не знаю, кто они и как их зовут, но в них тонны индивидуальности, и я люблю лежать, разглядывая их и воображая другие их приключения. Мы с Мор рассказывали о них друг другу. Тетушка Тэг купила их в Бате вместе с кремово-коричневым марокканским покрывалом, которое повесила на стену в гостиной.

Я лежу и пишу, а Хурма мяучит под дверью, просит впустить. Если не открыть ей, так и будет орать. А если встать и дохромать до двери (каждый шаг – маленькая победа), она войдет, презрительно посмотрит, развернется и уйдет. Она черепаховой окраски, с белым подбородком и брюшком. Она видит фейри – конечно, в Абердэре, где они есть, а не здесь. Я наблюдала за тем, как она их видела и окидывала тем же пренебрежительным взглядом, что и меня, но все равно присматривала, чтобы мы ничего не натворили. Тетушка Тэг нарисовала, как она лежит на фоне марокканского покрывала – цвета чудесно гармонируют, – и на ее картине она выглядит прекраснейшей, милейшей и кроткой кошечкой. А на самом деле она терпит ласку примерно полминуты, а потом вцепляется тебе в руку. У меня от Хурмы больше царапин, чем от всех котов вместе взятых, и у тетушки Тэг запястье часто исцарапано. Но все равно она ее обожает и сюсюкает с ней, как с младенцем. Вот и сейчас воркует: «Кто у нас красавица? Кто лучше всех на свете?» С «красавицей» я готова согласиться, учитывая окраску и аристократические повадки, но «лучшая», по-моему, требует еще и хороших манер.

Завтра мы пойдем навестить дедушку. Сейчас не то что в те каникулы, тетушка Тэг не занята в школе. Не так просто будет улучить время для разговора с фейри, но после Нового года она собирается на несколько дней уехать, тогда и найду их. Тетушка Тэг еще не старая, ей всего тридцать шесть. У нее есть любовник – тайный любовник. На самом деле это трагическая история, почти как в «Джейн Эйр». У него жена сумасшедшая, а развестись с ней он не может, потому что он политик, и в любом случае, он считает, что обязан с ней остаться, потому что, когда женился, она была молодой, хорошенькой и лучилась жизнью. На самом деле он – детская любовь тетушки Тэг, и он даже поцеловал ее после праздника в честь ее совершеннолетия. А потом уехал учиться, познакомился с сумасшедшей женой, которая тогда еще не была сумасшедшей, и женился, и только потом понял, что всегда любил тетушку Тэг, но к тому времени стало ясно, что жена его не в своем уме. Не уверена, что рассказала все точно. Например, отец его жены помог ему пробиться в парламент. Я думаю, не женился ли он ради выгоды? И правда ли, что развод и новый брак погубят его карьеру? Гораздо опаснее, если выйдет наружу его связь с тетушкой Тэг. Однако она говорит, что счастлива и так, ей нравится жить вдвоем с Хурмой и проводить с ним время от времени по несколько дней.

Я вставала, чтобы помочь ей приготовить ужин. Вы не представляете, какая радость чистить грибы и тереть сыр, когда давно этого не делал. А потом есть то, что сама приготовила или помогала готовить, такая еда всегда намного вкуснее. Тетушка Тэг лучше всех на свете готовит цветную капусту с сыром.

И еще очень приятно на время расслабиться, и чтобы о тебе заботились.

Году мало осталось. Хорошо. Гнусный был год. Может, 1980-й будет лучше. Новый год. Новое десятилетие. Для меня это десятилетие взросления и достижений. Хотела бы я знать, что принесут восьмидесятые. Шестидесятых я почти не помню. Помню, как вышла в сад и подумала, что наступает девятьсот семидесятый, и это звучало как летящие по ветру желтые флажки, и я сказала Мор, и она согласилась, и мы стали бегать по саду, раскинув руки, будто летим. Забавно, что звуки слов имеют свой цвет. Кроме Мор, этого никто никогда не понимал.

Дедушке понравился слон, а тетушка Тэг очень довольна халатом. Она не вскрывала подарок, пока мы не приехали в «Феду Хир», и мы устроили маленькое Рождество вокруг кровати. Мне они подарили большой красный свитер с воротником-поло, и мыло с веревочной петелькой, и жетоны на книги. Про прокалывание ушей я им не рассказывала, зачем зря расстраивать. Все равно по закону они не имеют на меня прав – а что они меня воспитали, это не в счет. Любая мать, даже самая злая, и любой отец, даже самый незнакомый, для суда важнее, чем какие-то тетушки и дедушки.

Заметно, что дедушка ненавидит «Феду Хир» и хочет домой, но я не знаю, как мы справимся, раз он не может сам передвигаться. Тетушка Тэг говорит, что кто-нибудь мог бы приходить, чтобы его поднять и снова уложить в постель. Не знаю, сколько это будет стоить. И не знаю, как это устроить. А место ужасное. Считается, что его там лечат, но толку что-то не видно. И много таких, кто явно дожидается смерти. У них такой безнадежный вид. Поначалу и он имел такой же. Когда мы вошли, он словно утонул в постели, дремал, наверное, но выглядел маленьким и жалким, полуживым, совсем не моим дедушкой.