– Мы точно уверены, что туннель – единственный выход?

– Насколько я знаю, въехать сюда и выехать отсюда можно только на поезде. Нам понадобится огонь, чтобы сдерживать крыс…

– Почему бы просто не перелезть через стены? – перебивает меня Малакай.

– Мы даже во двор попасть не можем, – отвечаю я. – Без электричества нам не открыть задние стены. Можно подняться на колонну, но разделяющие стены слишком тонкие, чтобы по ним пройти, а там высота пятнадцать метров.

– Какая-то электроэнергия все-таки есть, – вставляет Игби, указывая на знаки аварийных выходов.

– Ну, хорошо, – соглашаюсь я, – но что толку, если ее не хватит, чтобы открыть двери?

– Забыл, за что меня сюда засунули? Я мастер, мать его, автоугонщик, я разбираюсь в электронике. Дайте мне пару часов, – добавляет Игби и выходит из комнаты вместе с Подом.

– Думаешь, у него получится? – спрашивает Малакай.

– Надеюсь, – отвечаю я, глядя им вслед. – Ни за что на свете не хотел бы я вернуться в туннели.

Мы наблюдаем, как Игби работает, но затем он объявляет, что ему понадобится еще четыре или пять часов, а это значит, нам придется прождать почти до полуночи. Мы решаем немного отдохнуть и бредем по своим камерам.

Оглядываясь в коридоре на мертвые тела Фултона, Алистера и наркодилеров, Блю шепчет, что боится призраков.

Пандер аккуратно прикрывает дверь своей камеры, оставляя небольшую щель, убедившись, что дверь не закроется и не запрет ее внутри. Малакай скрывается за поворотом, а Акими садится на полу в коридоре, опустив голову на руки.

Заверив Блю, что он в безопасности, Кина обнимает меня и желает спокойной ночи.

– Спасибо.

– За что?

– Мы все погибли бы, если бы ты не выбрался.

– Мы по-любому можем скоро погибнуть.

– Да, но еще вчера мы готовы были отдать все за один день свободы.

Я обдумываю ее слова и согласно киваю.

Кина улыбается – как всегда, одним уголком губ – и уходит в свою камеру.

Я стою в коридоре, жду, когда закроется последняя дверь, и только потом открываю люк своей камеры. Рен лежит на кровати совершенно неподвижно. Глаза ее закрыты, но зрачки под веками суматошно двигаются, пока она видит страшные сны. Я испытываю сильное чувство вины, зная, что это я заставил ее переживать весь этот ужас, и могу лишь надеяться, что химическое вещество, превратившее ее в Полоумную, не оставит ей воспоминаний о том, через какой ад она сейчас проходит.

«Она жива, – думаю я, – это главное».

Открыв дверь, я вхожу в камеру и сажусь рядом с Рен.

– Прости меня, Рен, – шепчу я. – Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе.

– Она тебе очень дорога, не так ли? – слышится голос Малакая с порога. Я вскакиваю от неожиданности.

– Ну, типа того, да, – отвечаю я. – Тебе ведь тоже.

Малакай пожимает плечами:

– Если она умрет… что ж, скверно, но что поделать.

– Но вы двое были… вы вместе, разве нет?

– Лука, я был заключенным. Для меня это ничего особенного не значило.

Я оглядываю бледную девушку, лежащую без сознания, и говорю Малакаю:

– Если ты и правда так считаешь, то будь ты проклят.

Малакай смеется:

– Мы просто болтали по-дружески там, где друзей-то не бывает.

– Но зачем вести себя так, будто тебе нет до нее дела?

– Что ты хочешь от меня услышать, Лука? Что я любил ее? Хочешь, чтобы я сломался и плакал? Хочешь, чтобы я рассказывал о том, каким представлял наше с ней будущее? Дом в пригороде, детей? Этому не бывать.

Я готов закричать на него, сказать, как ему повезло, но вижу, что он и так готов расплакаться.

– Увидимся завтра, – говорю я и оставляю его наедине с Рен.

Я иду по округлому коридору Аркана к пустой камере Вудса, захожу и ложусь на кровать. Каждый мускул моего тела стонет от облегчения, порезы и синяки на теле отдают тупой болью.

Я понимаю, что не могу уснуть, пока детонатор активирован, но все равно опускаю голову на подушку. Да и без детонатора я не смог бы уснуть: слишком много всего произошло и еще произойдет. Весь мой мир перевернулся с ног на голову за один день.

Только сейчас, лежа здесь, я отдаю себе отчет, что все это время с тех пор, как на меня напала Рен, я находился в состоянии шока. Теперь все кажется таким нереальным: побег из моей камеры, крысы в туннеле, деревня, Тайко. Я чувствую, как меня бросает в дрожь, когда на меня обрушивается весь этот хаос, и чем больше я думаю об этом, тем ближе приступ паники. Мне не хватает воздуха, кислород, поступающий в мои легкие, бесполезен и пуст, пульс учащается. Это ощущение, это чувство надвигающейся гибели очень похоже на жатву энергии.

И тут я слышу голос.

– Привет, Лука.

Повернувшись к двери, я вижу Кину, она выглядит взволнованной.

Отдышавшись, я отвечаю удивительно спокойным голосом:

– Привет.

– Можно посидеть с тобой немного?

Я сажусь на кровати.

– Да, конечно.

– Это был такой…

– …странный день? – предполагаю я.

Кина смеется:

– Да, странный.

Она садится рядом. Мое сердцебиение приходит в норму.

– Такое ощущение, словно все катится к чертям, – говорит она.

– Я понимаю, о чем ты.

– Все, кого мы знаем, возможно, уже мертвы. Черт, в последний раз, когда была война, люди чуть не уничтожили планету.

– Все оставшиеся ядерные бомбы были взорваны в глубоком космосе, – отвечаю я, вспоминая уроки истории.

– Это было сто лет назад, с тех пор многое изменилось. Ты правда думаешь, что они не изобрели новые бомбы? Вообще-то биохимического оружия тоже не должно быть, но тем не менее они превратили нормальных людей в безумных монстров.

– Кто «они»? Я не понимаю, кто мог напасть на Регион? Ведь правительство одно на весь мир.

– Может, такая форма правления не менее опасна, чем разные правительства, – Кина ложится и продолжает рассуждать. – И некого спросить, что правильно, а что нет.

– Возможно, но это не объясняет, кто на нас напал.

– Какая-нибудь повстанческая группа? Или Регион-мятежник? Инопланетяне из космоса? Хотя какое это сейчас имеет значение?

Я ложусь рядом с ней.

– Я переживаю за семью. Как думаешь, Пандер права? Нам стоит уйти сегодня же ночью?

Кина молчит, вытирает глаза и кладет руку мне на грудь.

– Лука, – произносит она тихо, – за что тебя посадили?