Живодер был ошеломлен неожиданным возвращением своего оппонента — и, похоже, впервые в жизни испугался. И это решило исход битвы — он был напуган потусторонней силой человека, которому давно уже положено было валяться на ринге в отключке. Он не успел воспринять этот факт — и был повержен длинными прямыми ударами, нанесенными с силой и скоростью гидравлического молота для забивки свай. Последний удар, прямой правый, свалил бы и вола — и уж точно он свалил Гомеса, да так, что тот не трепыхался до самого конца счета и еще долго после.

Когда потрясенный рефери поднял вверх руку Туза, провозгласив его чемпионом, высокий негр улыбнулся и упал на колени, бормоча себе под нос:

— Спасибо, миста Том.

Стоит сказать, что многие зрители отметили: упорство Туза на пути к победе отдавало чем-то сверхъестественным, не вполне объяснимым ни крепким телосложением, ни здоровьем, ни тренированностью. Но призрака на ринге не увидел никто, кроме Туза — и еще одного человека. Даже я сам не стану утверждать, что видел его, — скорее, просто почувствовал, как нас коснулся холодный перст необъяснимого. Если бы не странное событие, случившееся сразу после боя, я сказал бы, что все произошедшее можно логически объяснить; в конце концов, кто знает, какие неведомые силы запечатаны в человеческой душе и каких сверхчеловеческих высот может достичь тело, подстегнутое разумом?

Однако после боя рефери — спортсмен старой школы, хладнокровный и со стальными нервами человек, — подошел ко мне и сказал:

— Я, должно быть, сошел с ума: мне почудилось, что, когда Туз Йессел делал из Гомеса отбивную, на ринге с нами был еще четвертый!.. Добрую минуту он чудился мне — широкоплечий, невысокий, забавный с виду негр, стоявший за плечом у Туза! Не смейся, дурень — я не про ту картину, которую ты держал в руках. Ее-то я тоже видел! Я сейчас про настоящего человека — и выглядел он точно так, как тот твой нарисованный черный боксер. Он пробыл на ринге с минуту — и исчез! Боже! Этот яростный бой вывел меня из равновесия — тут и думать нечего…

Таковы сухие факты, переданные вам мною безо всякого намерения напустить тень на плетень или ввести читающую публику в заблуждение. Уж вы решите для себя сами: затуманенный ли это разум Туза создал достоверный мираж призрачного помощника — или дух Тома Молинау взаправду бился с ним тогда плечом к плечу?

Сам Туз верит в помощь Тома до сих пор, да и я склонен с ним согласиться. Для меня отныне любой портрет — предмет особого почтения, ибо это дверь, через которую дух может пройти в этот мир из мира последующего, каким бы тот ни был. И уж точно я верю в то, что бескорыстная любовь обладает достаточной силой для того, чтобы призывать на помощь тех, кого среди нас давным-давно нет.

Перевод Г. Шокина

Примечание

Рассказ написан в 1928 году. Первая публикация — журнал “Ghosts Stories”, апрель 1929-го; был стилизован под «правдивую историю из опыта боксерского менеджмента». Персонаж Туз Йессел, чернокожий боксер-тяжеловес, также появляется в произведении «Жульничество» (“Double Cross”): написано в 1928 году, впервые опубликовано посмертно в 1983-м в антологии «Стальные кулаки».

Как известно, Говард серьезно увлекался боксом. Знаменитые спортсмены своего времени так вдохновили его, что он вырос страстным поклонником всех видов особо жестоких, опасных видов поединков и сам начал поднимать тяжести, практиковаться в боксе и борьбе со своими друзьями. Теме единоборств были посвящены цикл автора о драчливом моряке Стиве Костигане, чемпионе подпольных турниров, и условный цикл не связанных между собой рассказов о боксерах «Отлитые из железа» (“Iron Men”). Данная история примечательна тем, что в ней представлен отчетливый сверхъестественный элемент, чего не наблюдается в других «боксерских» историях Говарда, тяготеющих к грубому реализму.

Луна Большого Зимбабве

1. Ужас в сосновом бору

Тишина соснового бора мрачной пеленой окутала душу Бристоля Мак-Грата. Черные тени вокруг казались столь же неумолимыми, как суеверие, тяжелым мороком довлевшее над этой забытой глубинкой. В душе Мак-Грата пробудились смутные первобытные страхи. Бристоль был рожден среди этих лесов, и даже за те шестнадцать лет, что он провел в путешествиях вдали от дома, тени не рассеялись. Страшные истории, которые заставляли его дрожать в детстве, украдкой вползали назад в его сознание — сказки о тех, кто снует по глухим лесным полянам в полночные часы…

Проклиная детские воспоминания, Мак-Грат пошел немного быстрее. Темная тропа петляла между толстыми стволами гигантских деревьев. Неудивительно, что в далекой прибрежной деревне не нашлось желающих отвезти его в поместье Болвиллей: дорога была непроходима для транспорта, повсюду валялись гнилые бревна, из грязи тут и там торчали небольшие кусты.

Внезапно Мак-Грат резко остановился и замер. Полная тишина была нарушена таким неожиданным и пугающим звуком, что ему показалось, будто он почувствовал ледяное покалывание на тыльной стороне ладони. Звук, несомненно, был стоном человека, пребывающего в крайне мучительной агонии. Мак-Грат мгновение постоял неподвижно, а затем проскользнул за следующий поворот дороги с молчаливой грацией охотящейся пантеры.

Короткоствольный синий револьвер в мгновение ока лег в его правую руку. В левой руке Мак-Грат инстинктивно сжимал листок бумаги, объяснявший само его присутствие в этой темной чащобе. Бумага была не чем иным, как отчаянным, озадачивающим криком о помощи; подписанная злейшим врагом Мак-Грата, она поминала имя давно умершей женщины.

Мак-Грат прошел последний поворот пути; каждый нерв в его теле был напряжен. Он был начеку и готов ко всему… кроме того, что увидел перед собой. Испуганными глазами он мгновение смотрел на темную фигуру, а затем пробился сквозь стену деревьев. Кругом ничего не шевелилось. Всего в нескольких ярдах от тропы ничего не было видно в жутких сумерках — здесь могло скрываться что угодно. Мак-Грат опустился на колени рядом с фигурой, лежащей на дорожке перед ним.

Это был мужчина, привязанный веревками за руки и за ноги к четырем столбам, вбитым глубоко в твердую землю; смуглокожий, с черной бородой и крючковатым носом.

— Ахмад! — пробормотал Мак-Грат. — Слуга-араб Болвилля! Мой Бог!..

Однако тусклый блеск в глазах араба вызывали не тугие узы. Более слабого человека, чем Мак-Грат, могло