– Здесь нельзя разбиться, хотя, когда ты меня в спину толкнул, я об этом на долю секунды забыл.

Теперь вместо прибора ночного видения на голове у меня красовалась оранжевая каска с фонариком. В его свете были видны наши собаки, которые, растопырив лапы, планировали на дно пропасти как заправские воздушные акробаты. Как только они попали в поле моего зрения, за спиной у них хлопнули небольшие парашюты, замедляя их полет. Фомор довольно крякнул, восхищенно прошептал:

– Каких только диковин в вашем каноне нету, просто загляденье!

Теперь весь наш отряд снова был в сборе, и, как только лешие избавились от строп, фомор начал вводный инструктаж:

– Мы почти на месте, дальше духам до нас дела нет. Но здесь охранные эльфийские чары, Дигон наложил, стеречь монжу. Что нас ждет, я не знаю, но собаки пусть цепью вперед бегут, потом я, ты, Василий, последним. Даже если все поляжем, на нас не смотри, хватай монжу и зови свое тело, должно получиться.

– А какая она, монжа-то? – спросил я.

– Кабы я знал! – воскликнул фомор, и уже потише: – Мимо точно не пройдем, должны узнать. Вперед!

Мы долго шли по каменному коридору цепочкой, впереди забрезжил красный мерцающий свет костра, возле которого маячили неясные тени. Собаки завизжали, припали на брюхо, поползли, скуля, с умоляющим видом, стали оглядываться на нас. Фомор зажал руками уши, но упорно шел вперед, но как-то сразу сник и сгорбился. Я ничего не почувствовал, но с моими спутниками творилось неладное. Я догнал фомора, положил руку ему на плечо, спросил:

– Что случилось?

Фир Болг с трудом повернул ко мне лицо, искаженное страдальческой гримасой, едва слышно прошептал:

– Не знаю, как это удалось Дигону, там впереди черти. Младшие демоны из ада. Здесь им не место, но они давят нас страхом, придется тебе самому дальше… Помни, что я тебе сказал про возвращение: зови тело! А главное – черти не иллюзия, они реальность, даже здесь! Их сила велика, будь осторожен!

Фомор повалился на колени, лешие-собаки тоже не двигались: бились в агонии, закатив глаза. Я постоял в нерешительности, но Фир нашел в себе силы толкнуть меня в ногу: иди, мол. Стряхнув с себя оцепенение, я зашагал вперед, сжав зубы до хруста.

Каменный коридор окончился небольшой пещерой. Возле жарко пылающего костра сидели четыре поджарых мужика в разношерстной одежде: один был в немецкой форме времен Отечественной войны, с закатанными по локоть рукавами; второй – в спортивном костюме на голое тело, на груди виднелась толстая золотая цепь; третий – в потертом пиджачке и таких же штанах, с пузырями на коленях, и залихватской кепке-восьмиклинке; четвертый щеголял в красных атласных шароварах и расшитой узорами черной безрукавке, под которой виднелась несвежая белая рубашка, на голове – красная феска. Все четверо были неуловимо похожи, как будто родственники, лица их были суровы и покрыты шрамами, темные глаза зловеще горели, отражая свет костра. На меня они демонстративно не обращали внимания, продолжая разговор между собой. «Кепочка» говорил хриплым голосом коренного обитателя тюрьмы:

– …хоть горшком назови, только в печку не ставь, говорит. А я: назвался груздем, полезай в кузовок. До сих пор в нем суп в третьем круге варят, очень, говорят, наваристый получается!

Сообщество гоготнуло. «Немец» цыкнул зубом, закурил вонючую папиросу и нараспев произнес:

– Да, язык враг носа.

– Ты чо несешь, Фельдфебель, – отозвался «турок». – С чего это?

– А с того, что язык несет всякую чушь, а болтуну по носу бьют! – парировал солдат вермахта.

Черти снова заржали. Повисла пауза. Пора и мне вступить в их неторопливую беседу.

– Здорово, – коротко поприветствовал их я, оберегая нос.

Теперь они все смотрели на меня, стало видно, что не костер отражался в их зрачках, а сами глаза пылали нездешним огнем. Мне стало не по себе, но отступать надо было еще в стеклянной башне, сейчас только вперед! Неожиданно они нестройно поздоровались, и «кепочка» молча указал мне место напротив себя, куда я и присел, глядя ему прямо в глаза. Ясно, он у них за главного.

– Ну что, гость дорогой, – спокойно произнес «кепочка», – зачем пожаловал?

– Негоже путнику вопросы сразу задавать, напои, накорми, потом спрашивай! – отозвался я, припомнив сказки.

«Кепочка» довольно крякнул, кивнул «турку». Тот поднялся, вышел за пределы видимости, раздался щелчок. Недалеко от костра стояла машина «Скорой помощи», старый раздолбанный «рафик». Когда «турок» открыл дверь, в салоне загорелся тусклый электрический свет. Черт порылся в салоне, вернулся с несколькими пакетами. «Немец» и «бандит» кинулись ему помогать, довольно ухмыляясь. Появилась бутылка водки, стальные стаканчики, сало и соленые огурцы, черный хлеб, китайский термос. Снедь разложили на чистой белой тряпице. «Бандит» разлил водку, раздал всем, начиная с меня, уселся на место, выжидающе посмотрел на «кепочку».

– Давай: за судьбу и силу, не чокаясь, – провозгласил «кепочка».

– За силу судьбы! – отозвались черти.

Мы выпили, я взял огурец, понюхал и положил. Водка была хорошая, пилась легко.

– Это правильно, после первой не закусывают, – с одобрением произнес «кепочка». – Теперь надо познакомиться. Меня зовут Жбан.

– Колямба, – представился «бандит».

– Фриц, – с легким поклоном сказал «немец».

– Угур, – назвался «турок».

– Василий, – представился, в свою очередь, и я.

– Теперь за знакомство, – скомандовал Жбан.

Чокнулись, выпили, я закусил огурцом и черным хлебом, потянулся было за салом, но в последний момент остановился: мало ли из кого оно. Жбан заметил мои колебания, ухмыльнулся и сказал:

– Да ты не сомневайся, Василий, из людей сало желтое и невкусное, прослоек нет – кабанчик это. Угур, наливай по третьей да перетрем.

Выпили по третьей. Жбан довольно крякнул, налил прямо в стакан из-под водки темной дымящейся жидкости из термоса, довольно жмурясь, отхлебнул. Все, кроме Фрица, последовали его примеру. «Немец» закурил. Черти молча ждали, явно наслаждаясь происходящим.

– Хочу забрать, то, что вы охраняете, – с ходу взял я быка за рога, чего время терять.

Черти загоготали. Эхо завторило их противному реготу, и мне захотелось запихать каждому из них горящую головню прямо в их оскаленные пасти. Видимо, мое намерение ясно читалось на моем лице, так как Жбан, отсмеявшись и смахнув с глаз слезы, примирительно сказал:

– Да ты не горячись, воин, смеемся мы не над тобой, а над ситуацией. Весело нам оттого, что скотина ушастая – Дигон – всех перехитрила: и тебя, и нас, и твоего дружка…

– Кого-кого? – не понял я.

Черти снова заржали. Жбан сквозь смех ответил:

– Ну этого, половинчатого, там валялся недалече. Мы ему жути нагнали, его и скрутило. Щас восвояси убрался, в озере своем ластой загребать – граха-ха-ха, кхе-дре.