– Они мертвы? – спросил я.

– Не совсем, их тела потеряли воду, но лешие поддерживают в них жизнь, они спрятали их глубоко под землей и ухаживают за ними. Колючие малыши умеют быть благодарными. Но то, что вы называете душами этих людей, осталось в Нави, я не смог их вернуть. Поход за монжей очень опасен, даже для меня, но я готов рискнуть ради семьи. Тебя ничто не обязывает идти, у тебя много дел и долгов во многих мирах, если ты откажешься, никто не подумает о тебе плохо, решай сам.

– Это надолго? – поинтересовался я.

– В Нави нет ни времени, ни пространства, ни верха, ни низа, нет ничего, что было бы близко или далеко. Мой человеческий брат, Эхад, говорил, что Навь – точка, но я не понимаю, что он имел в виду. Там нет законов Яви, там на первый взгляд вообще нет законов. Навь податлива в глазах смотрящего на нее, как глина в умелых руках, но это касается только иллюзий, реальность Нави непостижима. Если ты согласишься, то вернешься в момент входа в Навь, так же как с Уатом.

– Почему те трое не вернулись? – внезапно пересохшим горлом проскрипел я.

– Давай выпьем, Василий, – проявил неожиданную чуткость Болг.

На сей раз я даже не почувствовал вкуса виски, все мое существо жаждало ответа на заданный вопрос, и в этот момент я осознал, что соглашусь. Новые горизонты влекли меня, чем бы это путешествие ни закончилось.

– Тех троих звали Тихон, Константин и Архыт. Они пришли ко мне по разным причинам, принадлежали разным народам, но остались в Нави одинаково: они нашли то, что искали. Тихон был русским, из Верхних Мытарищ, он полюбил дочь своего хозяина Ставра Калинина – Светлану. Ставр, конечно, был против, Тихон ему не ровня. Ставр – купец, а Тихон – поденщик, причем работал на полях Ставра – какая уж тут свадьба. Чтобы Тихона угомонить, отправил Калинин его на дальнее огневище, остыть, а сам со своим другом Даром Драгославичем договорился детей поженить, Светлану свою за Вадима, Дарова сына, выдать. Но Тихон не сдался, каждый день за двадцать верст под окна Светланы приходил, чтобы зорьку встретить, любимую увидеть, и обратно – на огневище, а ведь целый день работал в поле. Его уж и били, и увещевать пытались, к священнику водили – ничего не помогло. Тихон как тень уже стал, того гляди, отпоют. Но помощь пришла, откуда не ждал, – Вадим жениться отказался, сказал, как отрезал, не возьму греха на душу, не моя Светлана судьба – Тихона. А обещанная невеста, под венец не взошедшая, в тех местах считается порченой. Погоревал Ставр, хотел было Тихона убить или продать мрассу, но жена Ставра – Млада – не дала, отговорила, чего ты, дескать, старый дурак творишь, вон жених сохнет, хочешь и девку в перестарках оставить, и человека уморить. Не стал Ставр спорить: чему быть, того не миновать. Уж и свадьбу назначили, Тихон духом воспрял, Светлана заневестилась. Но случилось мурманское нашествие, и свадьбу отложить пришлось. Мурманы пограбили, да и за море вернулись, а Светлана в монашки ушла, рассудила: два раза невестой была – два раза всевышний замуж не позволил – третьему не бывать. Стала Христовой невестой. Тихон загоревал, места себе не находил, Ставр его привечал, приказчиком сделал. Но не помогло, Тихон не смирился. А тут еще беда – мор был, Светлана за больными ходила, заразилась и померла. Впал Тихон в богоборчество, всех возненавидел, к колдунам языческим за помощью пошел. Они ему и рассказали про Навь, Явь и Правь. Захотел Тихон, подобно греческому Орфею, в мир теней за любимой спуститься, колдуны ему три пути указали: себя убить, науки колдовские превзойти или на Припольское озеро ко мне отправиться. Убивать себя Тихон не пожелал, к наукам не способен оказался, так сюда и пожаловал. А как в Навь отправились, тут же себе избу на берегу Ястреба вообразил и там со Светланой своей до сих пор живет, сеет, пашет да коров разводит, к нему теперь не пробиться.

Константин и Архыт, хоть один грек, а другой мрассу, одержимы были идеями: Константин искал божественную истину, а Архыт – свободу и справедливость. Константин в Нави желал с мудрецами древности встретиться, а Архыт с первым мрассу – Батетом, сыном человека Аксилая, который пришел в Жорию из неведомых земель, и дочери хана духов гор Алтэзи – Ивахимэ. Оба считали, что духи в Нави ответят на их вопросы. Я предупреждал их, как и тебя, и Тихона. Но Константин тут же уселся среди райских кущ, поглощая мудрость предков, наслаждаясь беседами с величайшими умами древности. Архыт дольше всех продержался, мы даже нашли место, где хранится монжа, но и он встретил своего Батета, с которым до сих пор постигает мир свободы и справедливости. Правда, он успел непостижимым образом связаться с шаманами мрассу и рассказал им, что мрассу – это все люди на земле, только некоторые забыли об этом, но могут вспомнить. С тех пор мрассу принимают всех, кто приходит в Дикое поле, как своих пропавших братьев, потому они столь многочисленны.

– Значит, они счастливы там, в Нави? – недоуменно спросил я.

– Счастливо отражение их ума, которое они сумели протащить даже туда. Когда сознание покидает тело – это некий сплав наших чувств и суждений, к душе имеющий косвенное отношение, и это соединение так же смертно, как и тело, и имеет свой срок жизни и свои болезни. В том числе и психические. Навь ловит самое сильное чувство и окружает его иллюзиями, которых жаждет ум, так хозяин Нави скрывает свои тайны непроницаемым покровом, – ответил фомор, пытливо вглядываясь в мое лицо единственным глазом.

– А кто он, этот хозяин Нави? – поинтересовался я.

– У него тысячи имен, можешь называть его Безликим, так он меньше прислушивается, – ответил фомор, отведя взгляд.

– Он нас слышит? – спросил я, чувствуя неприятный холодок в затылке.

– С момента, как ты решил идти, духи Нави готовятся к встрече, еще не поздно передумать, – сказал фомор, снова сверля мое лицо своим темным, без зрачка, глазом.

– Я готов, – твердо ответил я, глядя в эту темную пропасть.

– Бадян, иди сюда, – позвал Фир Болг, глядя за мою спину.

К нам подошел леший, спрятав руки за спину и явно смущаясь, сказал:

– Гампота голотный кузный?

Я было хотел переспросить, но внезапно осознал, что Бадян говорит на русском, зверски его коверкая из-за своих жестких черных губ, он предложил мне холодный и вкусный компот. Я кивнул головой, Бадян протянул мне огромный серебряный кубок, чаша которого была сделана в форме множества переплетенных между собой обнаженных тел, мужских и женских, ножка, пардон, представляла собой фаллос, а основание – вагину. Все было выполнено очень тщательно, с детальной проработкой, и так подробно, что я даже смутился.

Я отпил из кубка, там действительно был холодный «гампота», сладкий, со странным вкусом и запахом.

– Это отвар асфоделя[85], он поможет при переходе, – объяснил фомор.

Веки стали тяжелеть, меня потянуло в сон. Бадян присел рядом и преданно смотрел на меня, ну прямо как собака, только пахло от него землей и ягодами, а не псиной.