Меня раздели… Поправка: раздела. Горнюк!

Я попытался подскочить на циновке и сесть, но не тут-то было — во-первых, снова накатила слабость, а во-вторых, наглая зверюга, что сначала гуляла по мне, как по бульвару, а потом назначила своим матрасом, недовольно открыла один глаз и сердито на меня заурчала. Хар-ррах!

— Да лежу я, лежу, — злобно сказал я усатой морде и закрыл глаза. Толку брыкаться. Надо копить силы и решать все проблемы разом.

Кстати! Моя одежда, аккуратно сложенная, лежала рядом. С трудом я сумел дотянуться и вытащить за кожаный ремешок поясной кошелёк. Было непросто, потому что за кошельком потянулись брюки. Я открыл его и на ощупь вытащил жадеит на серебряной цепочке. Камень привязан ко мне по крови, достаточно сжать в руке, и артефакт начнёт исцелять. Когда чуть окрепну, надену на шею.

Следующее пробуждение получилось совсем уж странным. В лицо мне дул довольно свежий ветерок, пахнущий влагой, водорослями и рыбой, но при этом на все тело словно набросили тяжеленное шерстяное одеяло — было почти невыносимо жарко, я по-настоящему взмок от пота. И ощущение тяжести не проходило.

С трудом разлепив глаза — дурацкая повязка с них исчезла, — я попытался в наступивших сумерках разглядеть, чем же меня так расплющивает. И закашлялся от потрясения.

Поверх моего легкого покрывала, прямо на мне, как на большой мягкой грелке, разлеглось целое семейство выдр — не менее пяти штук. Наглые твари блаженно дрыхли, парочка даже пузом кверху. А среди всего этого мехового безобразия чернело что-то вроде бы не очень похожее на выдру. Оно было похоже… похоже… горнюк, да это ребенок!

Почти такой же мелкий, как выдры, черный, кучерявый и абсолютно голый. Свернулся клубком у меня на животе и спит, засунув палец в рот.

Меня как гвоздями к плоту придавило. Я детей не то чтобы не люблю, но побаиваюсь. Они маленькие, хрупкие и непонятные. Особенно девочки. А то существо, которое сладко посапывало на мне, точно было девочкой — в коротких кучеряшках запутался смятый бант.

И эта девочка была на вид раза в два мельче всех, которых я раньше видел. Не дай горнюк, пошевелюсь резко, уроню, придавлю! И руками-то ее трогать боязно — ручки тонкие, как веточки, и вся она крошечная, как кукла из черного фарфора.

Ну и что делать? Дышать тяжело, жарко, чешется все тело, пить хочется нестерпимо, и от всего этого здорово трещит голова. А пошевелиться ни сил, ни возможности. Ладно, выдрят я бы еще спихнул. Наверное. И даже есть шанс, что меня при этом не покусали бы. Но ребенок?!

Я громко выдохнул и немножко постучался затылком о циновку. Не помогло — умных мыслей не появилось. От безнадежности хотелось немного повыть, но я усилием воли сдержался, очень осторожно приподнялся на локтях и уставился на небо, темнеющее в проеме шалаша.

Кричать и звать на помощь было дико стыдно, к тому же я был не уверен, что у меня хватит сил хоть на один приличный вопль — в горле опять пересохло. Сипеть и перхать, как прохудившийся насос, было бесполезно и неудобно. Да и вообще, орать над спящим ребенком — дурацкая мысль: испугается, вскочит, упадет, ушибется… не знаю. Не знаю я ничего о детях!

Пока я мучился и паниковал, на фоне розоватых закатных облаков мелькнул темный силуэт. Леди Фаина вошла в шалаш, оценила композицию и…

Фаина:

Я не утерпела и задержалась у входа в шалаш. Еще час назад, занимаясь своими делами на краю плота, я заметила, как под тростниковый навес сквозанул выводок выдрят во главе с Касавкой. Этим любопытинам было страшно интересно потрогать настоящего большого и страшного гнома. На других плотах их от больных гостей гоняли, а я сначала не уследила, а потом махнула рукой. Тем более ничего криминального малышня не делала, они даже не разбудили Эрвина. Повозились немного в тени и притихли.

Как оказалось — уснули. Прямо на гноме. И вот теперь я с огромным интересом наблюдала за реакцией мужчины на это младенческое нахальство. Наблюдала, в любую секунду готовая сорваться с места, если вдруг Маубенрой слишком резко отреагирует на вторжение.

Но нет. Ох, как бы не начать ржать на всю реку… У него такое лицо стало, когда он обнаружил себя под грудой выдромладенцев! Бедолага, по ходу, вздохнуть боялся, чтобы не напугать или не сделать больно малышам, и сам при этом выглядел таким растерянным и несчастным, прямо обнять и плакать.

Тут Маубенрой заметил меня и его лицо озарилось радостью и надеждой.

— Леди! — взмолился он шепотом. — Заберите ребенка!

— Да хорошо вроде лежит? — я не смогла отказать себе в удовольствии его немного подразнить.

— Издеваетесь? — Эрвин горестно вздохнул, сделал брови домиком и стал такой смешной, что я не выдержала, хихикнула в открытую.

— Ну есть немного, — прошла в шалаш и аккуратно стала освобождать несчастного гнома от оккупировавшего его выдриного выводка. — И вообще. Вы вон на мне жениться собрались. Должна же я проверить вас на отцовские качества?

Я согнала всех недовольно попискивающих зверушек, а Касавку пока будить не стала, просто помогла Эрвину приподняться на подстилке, подсунув ему под спину несколько травяных подушек. Только потом взяла на руки спящего ребенка, поцеловала сладко зевнувшую малышку в лоб и коварно переложила ее на руки уже было вздохнувшему с облегчением Маубенрою.

— Минутку подержите, я поищу, где плот ее родителей. Пусть забирают спящую, а то, если разбудить, она потом полночи не угомонится.

Я даже не поняла сначала, чем его так пробило, когда я про отцовство ляпнула. И, только прыгая с плотика на плотик в поисках родителей маленькой хулиганки, я вспомнила клятву предкам и огонь-в-крови. Это я знаю, что не отдала свою способность иметь детей и если захочу — вполне рожу. А Эрвин думает, что отнял у меня эту радость своими руками. То-то у него глаза сделались, как у больной собаки.

Интересно, а как он тогда жениться собрался? Зачем? Ведь хром с рудника Маубенрои уже получили, а наследника от меня, по их мнению, теперь не дождаться. И этот неугомонный все равно прискакал следом за мной аж на другой материк и кинулся спасать, когда решил, что я попала в беду. И про женитьбу упорно заговаривает… хм.

Эрвин:

Пока у меня на руках спал ребенок, думать я не мог, сидел напряженный, как истукан, и не дышал. Слава предкам, это продлилось недолго. В смысле не дышал недолго — мурашки перед глазами замелькали, я хватанул воздух ртом, понял, что веду себя как последний идиот, и как-то вдруг расслабился. Стал даже разглядывать уснувшее существо — оказалось, что я никогда раньше не видел таких маленьких детей настолько близко. Невероятно, такая кроха, и… настоящая, живая. Сопит, шевелится… уфффф.

Вот когда ее забрали, у меня появилась возможность осознать случившееся. И сразу вспомнились последние слова Фаины…

На отцовские качества она меня проверит?! Но… До сих пор я больше вспоминал тот роковой день внезапного облысения из-за того, что с того момента всё под откос покатилось. А вместо того, чтобы переживать из-за бороды, которая уже отрастает, должен был о леди думать.