Растерянный Власик протянул руку к бутылке, но его тут же одернул вождь:

– Куда тянешься? Сторожи давай!

На что Енукидзе, Орджоникидзе и Киров раскудахтались беззвучным смехом. Коба поймал крутившуюся возле стола дочь и усадил на колени, угощая черным виноградом.

– Я пойду посты проверю, – пролепетал Власик и скрылся в доме.

– Иосиф Виссарионович, вас Светлана Иосифовна хочет видеть.

– Кто это? – Сталин обрывал с грозди перезревшие ягоды и клал в рот уплетавшей их за обе щеки девочки.

– Дочь ваша приехала, хотела поговорить с вами. Уже два часа дожидается. – Услужливый чекист в незнакомой форме склонился над вождем.

Девочка, проглотив ягоду, с нежной взрослой грустью посмотрела на отца и исчезла.

Сталин осоловело обвел вокруг себя взглядом.

– Вы просили разбудить в 18.00.

Сталин разглядел генеральские погоны, лицо служивого теперь показалось ему очень знакомым:

– Петь, ты, что ли? Число сегодня какое?

– Восьмое ноября, Иосиф Виссарионович, – генерал Косынкин официально улыбнулся и помог Хозяину подняться с постели.

– Странный какой-то сон, и все мертвые, как живые. – Не без помощи начальника охраны Сталин надел галифе, френч и мягкие кожаные сапоги.

– Как я выгляжу, Петь? – с тяжелой одышкой спросил вождь генерала.

– Отлично, Иосиф Виссарионович, – уже теплее отозвался служивый, но в его словах Сталину послышались нотки сочувствия.

«Неужели я такой старый и больной, что все вокруг решили, что я спекся, – проползло в его голове. – Нет, не дождетесь. Надо бросить курить и тогда точно поживу еще».

– Скажи, Косынкин, а ты предан партии? – .Сушило во рту и больно тянуло в левом подреберье.

– Так точно, Иосиф Виссарионович! – бодро ответил генерал, пытаясь понять настроение шефа.

– А если вдруг партия решит, что я старый, никчемный и мне пора на кладбище, что ты станешь делать, Косынкин?

– Уничтожу любого, кто хоть в мыслях рискнет покуситься на вас.

– И даже партию? – Сталин прищурился.

– Это уже будет не партия, а сборище подонков и предателей.

– Петь, я знаю, что ты не предашь, но если меня убьют и ты ничего не сможешь сделать, то хотя бы Ваську со Светкой сбереги. Они и им жизни не дадут. – Сталин перебирал губами, будто сам с собой разговаривал.

– Иосиф Виссарионович, вы еще меня переживете, – уже совсем по-родственному в голос рассмеялся генерал.

– Видишь, тебе самому смешно. – Сталин хотел подхватить смех, но тут же захлебнулся никотиновым кашлем. – Вот, правда, брошу курить и тогда точно всех переживу. Светлана одна приехала?

– С Катей.

– С какой Катей? – у Сталина мучительно ныло подреберье.

– С дочкой, – смущенно улыбнулся Косынкин. – Иосиф Виссарионович, пришла машина с подарками, там со всего Союза, лично вам.

– Отправь в Кремль, пусть примут и оформят, – прокряхтел Сталин, мучительно приподнимаясь с дивана. – Можешь что-нибудь себе оставить. Что так смотришь? Обиделся? Власик любил подарки.

В темные окна одинокой дачи бил ветер. Большая зала тонула в ноябрьском сумраке. Зеленый плафон на мраморной ножке тускло озарял стол, стоявший напротив кровати. Вязкий свет бросал уродливые тени на пятиметровые стены с большим камином и не самым удачным портретом Ильича. Под Лениным висела плохая копия «Ответа запорожцев султану», а еще портреты Шолохова и Горького карандаша подхалимажного Яр-Кравченко. По стенам черно-белыми брызгами пестрели репродукции из журналов: мальчик на лыжах, дети, играющие возле вишни, девочка, кормящая из бутылочки козленка. Библиотеки не было. Сталин читать не любил, но на прикроватном столике лежал томик Горького, которого Хозяин мусолил иногда от бессонницы[11].

– Иосиф Виссарионович, – растерянно промолвил Косынкин. – Праздничный стол накрыли в большом зале.

– Не надо банкетов, я же просил, – проскрипел генералиссимус. – Накройте ужин здесь и без всей этой вашей мишуры.

– Как прикажете, Иосиф Виссарионович. Разрешите идти? – облегченно выдохнул Косынкин.

– Иди и минут через десять пригласи Светлану.

Хозяин, наконец, встал и по ковру прошел в ванную комнату. Умылся, хлебнул из- под крана воды. В зеркале увидел старика с жидкими серыми усами, серой мертвенной кожей, испещренной россыпями оспин. В этом мертвенном обличии сам себя он уподобил тысячелетнему граниту, покрытому мхом, изъеденному водой, сожженному солнцем, утратившему жизнь, но вместе с ней и смерть.

Накрыли стол. В гостиную вошла молодая женщина. Молода, но выглядела бледной и уставшей. Казалось, что девушка всеми силами своей странной души пыталась гореть женским чарующим жаром, но гореть было нечему. Трепетные желания и восторги лишь тлели, оставив от полноты жизни и любовного пыла тусклые гримасы. Светлане всего двадцать шесть, но выглядела она гораздо старше. Одета в безвкусное черное платье, что также добавляло ей лет и разочарований. Это первое, что про себя отметил Хозяин. За руку Светлана тянула маленькую темненькую девочку. Двухлетняя Катя боязливо озиралась, крепко держась за мать. Впереди них вышагивал мальчик лет семи.

– Деда! – радостно воскликнул мальчик и бросился к вождю.

Сталин, кряхтя, подхватил внука, ткнул ему в нос жидкой щетиной. Потом, разломив мандарин, протянул несколько долек испуганной девочке.

– Катюша, это твой дедушка, – по слогам проговорила Светлана, слегка подтолкнув ребенка вперед.

Девочка взяла мандаринку, недоверчиво косясь на деда, которого видела впервые. Глаза Хозяина подернулись влагой, но, не желая быть уличенным в слабости, он тут же ополчился на дочь:

– Где ты только платья такие берешь? Ты всегда должна выглядеть… – Сталин пытался подобрать правильное слово.

– Сегодня двадцать лет, как не стало мамы. Ты разве не помнишь? – Светлана без укоризны смотрела на отца.

Сталин крепко сжал губы. Он хорошо помнил, как на кремлевской квартире во время банкета в честь пятнадцатой годовщины Октября он при всех бросил жене: «Эй, ты, пей!» Она же неожиданно злобно вскрикнула: «Я тебе не «эй»!» И вышла вон из-за стола. Вместе со своей подругой Полиной Жемчужиной она долго бродила по Александровскому саду, потом поднялась к себе, здесь и нашли ее на утро застреленной. Рядом с телом обнаружили миниатюрный браунинг, подарок брата Павла, привезенный из Берлина. На прикроватном столике лежал роман Арлена «Зеленая шляпа», который ей принесла Жемчужина. Именно эта дурная книжонка, как считал Сталин, и подтолкнула в бездну испорченную дурными генами психику. За эти два подарка Сталин сполна отблагодарил дарителей. Павла Сергеевича Аллилуева отравили в 1938 году, в злодеянии обвинили вдову – глупую и незадачливую Евгению Александровну, а вслед за ней в ГУЛАГ отправили и Жемчужину.