деньги друг другу – либо делим счет на месте, либо чередуем. Это никогда не вызывало проблем.

Это моя единственная ощутимая улика, но я еще не знаю, что она означает. Когда Калеб рассказал мне о письме Розмари в октябре, он клялся, что они не общались почти год, – но зачем, если он честен не до конца, вообще упоминать о ней?

Мой пульс учащается, но я решаю, что не позволю эмодзи суши разрушить мои отношения – пока нет. Сначала я должна провести дополнительное расследование. Возможно, Калеб и Розмари договорились встретиться до того, как я официально стала его девушкой, и он сказал ей за суши, что его интересует другая. Калеб – добряк, может, он хотел сообщить ей это лично. А если так, то он, вероятно, посчитал разумным раскрыть достаточно информации, чтобы держать меня в курсе, не вызывая при этом лишних подозрений.

Но тогда почему она снова написала ему в октябре? Умоляла вернуться? И разве Розмари не упомянула бы в наших разговорах тот прискорбный факт, что бывший парень, по которому она так явно сохнет, встречается теперь с кем-то другим?

Когда поезд наконец прибывает, я сажусь рядом с пожилой женщиной, разгадывающей судоку. Вот это уверенность.

– Извините, – я отчетливо чувствую привкус вина, – не найдется ли у вас запасной ручки? Буквально на пару минут.

Она подозрительно косится на меня.

– Я выхожу на «Западной четвертой».

– Я тоже. Я верну раньше.

Вздохнув, она роется в своей сумочке.

Наконец ручка касается бумаги.

Книга и моя жизнь, книга моей жизни и жизнь моей книги, грубая, колючая и неуправляемая.

– Что вы пишете? – интересуется женщина.

Мои неистовые каракули, должно быть, привлекли ее внимание, как я и задумывала. Я поднимаю голову.

– Роман.

– Ого, – удивляется она. – Молодец.

Когда мы подъезжаем к «Западной четвертой», колеса поезда визжат, пол грохочет под ногами, и женщина просит вернуть ей ручку. Она очень вежлива и желает мне удачи в жизни.

* * *

23 декабря я встречаюсь с Даниэль в джаз-клубе в Вест-Виллидж. Проводить вместе канун Рождества с недавних пор стало нашей (священной) традицией.

Но когда я вхожу, мой взгляд тут же устремляется на человека за барабанной установкой. Старые привычки, как говорится, умирают с трудом. Это, конечно, не Адам, но по моим предплечьям все равно пробегают мурашки.

– Суть в том, – шепчет Даниэль, следя за моим взглядом, – чтобы перебороть свои негативные воспоминания. Я не позволю этому ублюдку навсегда испортить для тебя джаз.

– О, он бы не смог. Это не в его власти. Калеб тоже любит джаз. Так что преодоление уже началось.

Играет квартет – саксофон, фортепиано, контрабас, ударные. Музыка поднимает и уносит меня куда-то. На саксофонном соло я закрываю глаза.

Когда группа делает перерыв, Даниэль говорит, что прошла в следующий раунд отбора для шекспировской пьесы.

– Обалдеть, Даниэль! Что за театр?

Мой энтузиазма не позволит ей обвинить меня в отсутствии поддержки. Но я по-прежнему хочу, чтобы мы преуспевали синхронно – одновременно поэтапно достигая успеха в своих отраслях.

– Крошечный театр вдали от Бродвея, но это уже что-то.

Постыдное облегчение: она по-прежнему не обогнала меня.

Вспомнив ее продуманный костюм на Хэллоуин, я спрашиваю:

– Какая роль? Если это леди Макбет, то ты официально ясновидящая.

– Не совсем. Розалинда из «Как вам это понравится»[30].

Всего три общие буквы, но при любом намеке на Розмари у меня деревенеет спина.

– Главная героиня! – восклицаю я, восстанавливая контроль. – Суперзахватывающе. Ты будешь блистать. Это прямо твоя роль.

– Давай не будем забегать вперед, это всего лишь следующий этап, – она потягивает текилу с лаймом, – но спасибо, что сказала это. Я всегда открыта для похвалы. Будешь бросать цветы во время моего поклона на премьере?

Я прижимаю руку к сердцу:

– Желтые розы, у которых я выдерну все шипы.

– Не смеши меня.

– Но я же твой фанат номер один!

– Да. – Она посасывает лайм. – Итак! Ты рада, что займешься сексом в детской спальне Калеба?

– Господи, как это грубо…

– Тебе же это нравится.

Это правда, отчасти. Грубость часто позволяла мне демонстрировать беззаботность, притворяться, будто какие-то вещи меня не волнуют. После нашей первой ночи с Калебом я помню, как сказала: «Я никогда не трахалась с кем-то более худым, чем я, я думала, он проткнет меня своим тазом». Мы с Даниэль тогда пили вино в моей квартире, и Даниэль так расхохоталась, что подавилась, а я тут же почувствовала себя виноватой, потому что на самом деле мне нравились и он, и его таз, и гиперболы, и я хотела встретиться с ним снова.

– Ладно, да, осквернение его постели входит в мой список, – подтверждаю я.

Она смеется.

– Пожалуйста, найди несколько подходящих уэльских холостяков и пригласи их на свою свадьбу, хорошо? Это будет справедливо.

– Давай не будем забегать вперед, – повторяю ее слова.

– Ты все еще замечаешь акцент Калеба?

– Конечно. – Я боюсь того дня, когда перестану обращать внимание на него; дня, когда он вдруг станет привычным.

Даниэль покусывает соломинку:

– Как твоя книга?

– Она… – Я останавливаюсь. Сдерживаюсь, чтобы не вывалить все сразу – мне никогда раньше не приходилось бороться с этим желанием в присутствии Даниэль, но с каждым днем это становится все труднее. Вжимаю пальцы ног в пол; он крепкий, выдержит. – Несколько дней назад случилось кое-что безумное. Я случайно столкнулась с бывшей Калеба на книжном вечере. Она стояла прямо рядом со мной, живая, реальная, во плоти.

– Быть не может! С ума сойти. Ты испугалась и убежала или, скажем, обнюхала ее шею?

– Ты за кого меня принимаешь? Естественно, я не нюхала ее шею, но в какой-то момент внезапно спросила, читала ли она что-нибудь еще у этого автора.

– Ух, вот это навыки импровизации. А как ты поняла, что это именно она?

– Видела ее фото в «Твиттере». У нее открытый аккаунт!

– Хвала открытым аккаунтам! – Даниэль вскидывает руки. – И все-таки дикое совпадение. Прямо как в кино.

– Или в моей книге, – замечаю я. – Я вставила это в одну из глав.

Даниэль смотрит на меня с ухмылкой. Спокойно и пристально.

– Суду все ясно. Случайно столкнулась. – Она изображает пальцами кавычки. – Конечно, ничто не предвещало этого. И если я прямо сейчас открою ее «Твиттер», там не будет ничего об этом книжном вечере. Вообще ничего, что могло бы подсказать тебе ее планы. Так ведь?

Отчаянно краснея, массирую левую руку и пытаюсь придумать ответ на грани правды и лжи.

– Наоми, спокойно. – Она кладет руки поверх моих и разводит их в стороны. – Это же