дополнительный проход через ледопад Кхумбу. В голове завертелись воспоминания об обвале в ледопаде в прошлый раз. Мне не хотелось ничего говорить перед группой, но после ужина я отозвала Дэниела в сторону и переговорила с ним. Его решение казалось мне неправильным, и я хотела сказать ему об этом.

– Зачем нам это? Какой смысл было взбираться на Лобуче, если нам все равно не обойтись без такого ненужного риска?

– Ванесса, я имею право менять расписание, – ответил Дэниел. – Я сделаю все, что сочту необходимым, чтобы помочь команде дойти до вершины.

– Команде? Ты же знаешь, не все… – я прикусила язык. – Ладно.

Я потопала к своей палатке и всю ночь ворочалась с боку на бок, стараясь подавить растущее беспокойст-во. Ни разумом, ни телом я уже не была тем человеком, который видел тот ледовый обвал два года назад. С той неудачной попытки добраться до второго лагеря я совершала восхождения по всему Гонконгу, поднялась на гору Вашингтон, на Рейнир, на Шишабангму и дважды (ну, почти) на Чо-Ойю, не говоря уже о стоящих любого горного хребта 966 ступенек небоскреба, вверх и вниз, снова и снова. Мой тренер-марафонец, кардиолог, врач высот-ной медицины и личный тренер измывались надо мной, посылая из одного конца Бостона в другой. Я ни дня не сидела спокойно. Но сейчас я не ощущала никакой разницы. Вспоминая о ледопаде, я думала лишь об обвале, и ощущала сейчас только страх. В прерывистых снах мне представлялось, что ледопад рушится. Мне снились звуки, напоминающие треск ломающихся костей. Готовясь выйти из лагеря в 3 часа ночи, я встретила моего шерпу-альпиниста по имени Финджо Дорджи Шерпа.

– Ты была на Шишабангме с моим отцом, – сказал он. – Ками Шерпа.

– Так ты – сын Ками?

Я была на седьмом небе от счастья. Финджо Дорджи уже шесть раз бывал на вершине Эвереста. Сейчас, как и прежде, я доверила Ками свою жизнь. Мне показалось, он прислал мне ангела-хранителя. Мы тихонько, в молчании, прошли через базовый лагерь, стараясь не разбудить другие экспедиции. На краю ледопада остановились, надели кошки и начали подъем. Я сразу почувст-вовала, что ледопад ощущается по-другому. Тропинки и лестничные переходы словно стали совсем иными, от первых шагов среди льда до того самого места, где обвал положил конец нашей прошлой экспедиции. Мы с Финджо Дорджи собирались дойти только до Футбольного поля – точки на полпути, до которой я не добралась в 2010 году. Icefall doctors закрепили над каждой трещинойодинаково шаткие лестницы, но почему-то пропасти внизу уже казались не такими черными и бездонными. Сам ледопад представлял собой тот же трехмерный лабиринт, но теперь в нем будто было больше смысла, так что он казался не страшнее метро в Лондоне.

Пока мы с Финджо Дорджи пробирались через ледопад, я пыталась примирить окружавший ледовый хаос с непреодолимым страхом, который преследовал меня с того момента, как я тогда увидела идущий на меня обвал. Я не могла определить, когда именно все стало представляться мне по-иному, но в какой-то момент движения вдоль провешенных веревок я перестала ощущать жуткую угрозу, теперь передо мной было одно из препятствий, перед которым альпинисту надо быть особенно осторожным и бдительным. Мы достаточно легко добрались до Футбольного поля, сделали привал, чтобы напиться воды и перекусить, а затем вернулись в базовый лагерь. Как оказалось, все мои опасения и страхи были напрасной тратой сил. Удивительно, до чего легко мы даем воображаемым чудовищам вырастать у нас в мыслях. Увидев Дэниела за ужином, я сказала:

– Это было необходимо. Прости, что поставила твое решение под сомнение.

Когда я ошибаюсь, я готова признать свою ошибку. В ту ночь, словно напоминая нам, что нельзя быть слишком самоуверенными, поднялся сильный ветер и затряс палатки так, словно мы были в бетономешалке. На следующий день, когда мы с Финджо Дорджи снова проходили через ледопад, один шерпа, перебегая через лестницу, поскользнулся и упал в трещину чуть впереди нас. Исчез в долю секунды. Об этом стало быстро известно, и, когда мы немного погодя перебирались по той же лестнице, я не могла оторвать взгляд от брызг красной крови на голубом льду под лестницей.

Акклиматизация продолжалась, и шли недели. Рассел Брайс объявил, что Himex отменяет свою экспедицию из-за условий в ледопаде Кхумбу, где над тропой, по которой движутся альпинисты, нависает колоссальных размеров кусок ледового покрова Западного плеча Эвереста. После этого другие стали сомневаться в своем решении остаться. Некоторые из отбывающих членов команды были в ярости, другие, как я подозревала, втайне радовались возможности как можно скорее убраться из базового лагеря. В то время некоторые критиковали Рассела, но два года спустя он оказался прав. Тот самый серак рухнул, убив шестнадцать шерпов, и число погибших за сезон увеличилось сразу в два раза.

Наша команда решила остаться. Мы добрались до первого лагеря, нервно поглядывая на зубчатый гребень Нупцзе, высматривая падающие камни, глядя на сераки так пристально, словно наш взгляд мог задержать их обрушение. На следующее утро мы двинулись вверх по Западному Куму, уходящей вверх ледниковой долине между первым и вторым лагерями. Долина прекрасна: сверкающее море сползающего сверху снега и льда, ее рельеф относительно несложен, но в дневные часы это жуткое место – ослепительный блеск снега и жара до 40° по Цельсию, отчего, двигаясь в пуховике, рассчитанном на восхождение к вершине, чувствуешь себя, как в духовке. Умение правильно рассчитать слои одежды – скорее тонкое искусство, чем наука. Если станет слишком жарко, высотная болезнь вызывает головокружение, тошноту и головные боли. Обезвоживание – всепоглощающая физическая жажда и душевная пытка, когда ни о чем не можешь думать, она не дает сосредоточиться на самом нужном в данный момент. Если вспотеешь и начинаешь снимать сырую одежду, холодный ветер режет мокрое тело, как мачете.

На этом этапе маршрута было несколько лестничных переходов – вертикальных, по одной – двум снежным стенам, и горизонтальных, через трещины, но по большей части мы шли по относительно ровной местности. Финджо Дорджи и я нашли общий ритм и пробились в первые ряды, что позволило нам первыми прийти во второй лагерь и дало мне возможность выбрать палатку для размещения. Из моей открывался прекрасный вид на Стену Лхоцзе, который, как мне показалось, понравится Эмме. Я слышала по радио, что ее тошнит, поэтому подмела пол нашей палатки, разложила ее вещи и свои и надула оба коврика, чтобы она смогла, как дойдет, сразу устроиться отдыхать.

– Ты почувствуешь себя легче, как только тебя вырвет, – сказала я ей, и так оно и оказалось.

Ей приходилось