– Забудь про список ожидания. Не рассчитывай на него. Я тебе сразу скажу, тебе туда не попасть. – Шон Барри затушил косяк в пепельнице. – Тебе нужны деньги? Вот тебе мой совет: продай «Барракуду».

Машина была его больной мозолью. Он потратил на нее больше, чем рассчитывал: движок, кузов, покраска, да и в гараже она стояла по бартеру. Его приятель Энди Стаско держал машину у себя, бесплатно, но не совсем. Тимми очень угнетала мысль, что «Барракуда» стоила ему и времени, и денег, и травки.

Он сказал, что не станет продавать «Барракуду».

– Иисус, Мария и Иосиф, – возмутился Шон Барри. – А ты разве не ради этого затевался? Ты говорил, что это вложение денег.

– Было вложение, – согласился Тимми. – А теперь не знаю.

Он мог бы сказать больше. Когда через год с небольшим Тунец получит права, «Барракуда» будет самым крутым подарком в истории. Она покроет все его косяки. Лучший подарок, который отец может сделать сыну.

Господи Иисусе, только не очередная буря.

Пять северо-восточных монстров за пять недель. Все равно что жить в военное время. Погодные уведомления обновлялись каждые полчаса. Коммунальные службы присылали грозные сообщения с предупреждениями: Подготовиться к шторму – ваша гражданская ответственность. Бездомным настоятельно рекомендовали найти укрытия.

Во всех кварталах ожесточились парковочные войны. Места пытались застолбить садовой мебелью и мусорными баками. На улицу вытаскивали кресла и диваны. Люди звонили на работу и брали больничные, только чтобы никуда не ехать. Чтобы не потерять парковочное место, стоило потратить отпускной день.

Сообщения сыпались, как цифровые осадки, которые погодный канал окрестил «зимним ассорти». Владельцы домов несут ответственность за расчистку тротуаров.

Серьезную проблему представляли сосульки. Это обсуждали повсюду.

Пять северо-восточных монстров за пять недель. Справедливости ради надо сказать, что Бостон принял их как личное оскорбление. Бостон винил во всем ураган «Эль-Ниньо» или «Ла-Нинья», глобальное потепление, ископаемое топливо, коррупционеров из Капитолия, проклятущую географию города. Бостон винил во всем нью-йоркских «Янкиз», просто потому что.

Длинное нижнее белье, шерстяные свитеры, пуховики, балаклавы. Весь Бостон набивался в вагоны метро, утопая в поту и негодовании. Бостон – и в лучшие-то дни не самый приятный город – становился все сварливее. Раздражение витало в воздухе, как ядовитый газ. Прочищайте вентиляцию! Блокировка вентиляционных отверстий может привести к отравлению угарным газом. Раздражение было как инстинкт, психологическая реакция на известные явления – точку росы, предельную точку испарения, атмосферное давление – и те, которым еще не дали определений.

МЕЖДУ ТЕМ ВСЯ ОСТАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ ШЛА СВОИМ ЧЕРЕДОМ. Клаудия слишком много работала и слишком мало спала. Она записывалась на приемы (к парикмахеру, зубному и маммологу), ходила в душ и занималась стиркой. Расчищала тротуар и посыпала его солью, читала газеты и ела тосты. В каждый второй выходной она ездила к Стюарту в Андовер поесть стейков и потрахаться. (Иногда они смотрели кино.) Раз или два в неделю снегоуборщик хоронил в сугробе ее машину. Раз или два в неделю она ее откапывала. Все это занимало время.

Горячая линия в клинике продолжала трезвонить. Презервативы рвались, яйцеклетки оплодотворялись, месячные приходили или не приходили. Симптомы проявлялись, усугублялись и требовали внимания. Безразличное к погоде тело всячески напоминало о себе.

Каждое утро на Мерси-стрит собирались протестующие. Пухляш перебирал четки – хороший человек, доброжелательный. Он носил обручальное кольцо. Клаудия представляла, что он женат много лет – или уже вдовец, – что на пенсии ему одиноко и он жаждет сделать какое-нибудь доброе дело. Он участливо беседовал с молодыми женщинами у клиники, не понимая, что большинство из них вовсе не были беременны.

С женским телом так много возни. Пухляш, у которого его не было, скорее всего, этого не осознавал. Женщины постоянно таскаются по врачам только ради того, чтобы все работало как надо. В любой день в клинике их было полно: женщины всех цветов и возрастов сидели, засунув ноги в стремена кресла в ожидании ежегодных страданий. Будь у них право голоса в этом деле, они бы с большой радостью пропустили эти манипуляции.

Приносите свою матку на ежегодный осмотр. В противном случае можете потерять гарантию.

Но собиравшихся на тротуаре протестующих не интересовали все эти унылые медицинские реалии. Только аборты, только личные трагедии незнакомок. Все остальное было слишком банально, слишком приземленно: грязная работенка, всякие выделения, гормоны и цикличные протечки, обыденные (дорогие, унизительные, иногда спасительные) медицинские вмешательства, которых требует женский организм.

Толпе на тротуаре этого было не объяснить. И Клаудия даже не пыталась.

ХАННЕ Р. БЫЛО СЕМНАДЦАТЬ. Высокая, худенькая старшеклассница из Плимута с шелковистыми волосами и безупречной фигурой. По данным из ее медицинской карты, она была на шестой неделе.

Ханна. Это имя по непонятным причинам стало очень популярно. Для девочек-заучек поколения Клаудии Ханна была домработницей из детективов про Нэнси Дрю, а теперь внезапно Ханны были на каждом шагу.

– Присаживайся, – сказала Клаудия. – Сначала мы побеседуем вдвоем, а когда закончим, Мэри пригласит твоих родителей или законного представителя, чтобы подписать согласие. Все, что ты мне сегодня расскажешь, останется в тайне, но если ты сообщишь мне, что кто-то причиняет тебе вред, не заботится о тебе или что ты собираешься что-то с собой сделать, мне придется сообщить об этом, чтобы убедиться, что с тобой ничего не случится.

Она убедилась, что Ханна сама решила сделать аборт и что к этому решению ее никто не принуждал. Она пошагово объяснила процедуру. После нее у Ханны может быть небольшое кровотечение. Цикл в течение нескольких месяцев, скорее всего, будет нерегулярный.

Ханна впитывала информацию молча. Она казалась неестественно спокойной.

– Есть вопросы? – спросила Клаудия.

– Да нет, – ответила Ханна.

Это был вопрос или утверждение? С девочками-подростками никогда не знаешь наверняка. Кажется, что в любой ситуации они ищут согласия, подтверждения, одобрения. Ждут, что их убедят в том, что они не ошибаются.

Ханна уставилась на коробку с бумажными салфетками на столе Клаудии.

– Я должна плакать, да? Типа я совершаю эту ужасную вещь и мне по крайней мере должно быть грустно из-за этого? Но знаете что? Мне не грустно.

– Это не редкость, – сказала Клаудия. – Все реагируют по-разному. – Год назад она сказала бы «все женщины реагируют по-разному». Этот новый, гендерно-нейтральный язык все еще странно ощущался во рту, но она привыкнет. Не каждый день, но время от времени трансгендеры в самом деле беременели. – Если вспомнить всех, кого я консультировала, чаще всего пациенты чувствуют облегчение.

– Вот именно! – воскликнула Ханна. – В смысле, хуже время просто не придумаешь. Я поступаю