царской полицией и войсками, но я посещал митинги, где принимались решения о немедленной забастовке студенчества после январских расстрелов рабочих. Я лично не выступал, но присутствовал на сходке в Актовом зале университета и голосовал вместе с большинством. После этого учебные заведения закрылись, забастовавшие студенты разъехались по родным местам, и я вернулся домой.

По семейным обстоятельствам университетские занятия не возобновилась. Мечты о Петербурге растаяли. Когда отец умер, мы с матерью оказались весьма стеснены в средствах и переехали в Орск – на границу Европы с Азией. С детства не испытывая склонности к сельскохозяйственному труду, я начал преподавать в реальном училище. Безнадежно провинциальный город с одноэтажными домами, немощеными улицами. С церковью на горе. С отсутствием всякой культурной жизни. Удручала оторванность от больших центров. Деревянный мост через Урал на период паводка разбирали. До Оренбурга триста верст. Его и тамошнюю железную дорогу мои ученики в глаза не видали. Свою станцию и новый мост построили позже. Я действительно думал, что попал в захолустье – на границу мира. Одна поездка более чем на сотню верст к югу в корне поменяла мое мнение. Степь – величественное зрелище. То, что я узнал, натолкнуло на невероятную мысль, что здесь не пограничье – здесь самый центр мирозданья. Глубинные истоки. Чего??

Различимая в степи лишь благодаря серой пыли дорога привела меня в особенное место. В долину сказочной красоты. Между спуском с северо-западного высокого плато и растянутой цепочкой холмов на востоке. Уральские горы заканчивались здесь – сглаживались совершенно. В долине располагалось село под названием Утылва. На первый взгляд ничего выдающегося. Жители не отягощены излишним достатком, но и не бедствуют. Стадо коров в селе под десятки голов. Окрестные земли распаханы. Тяжелый хлеборобский труд. Собственная деревянная церковь во имя Покрова прсвт. Богородицы. Все тихо, будто дремлет. Странный красный застывший свет. И время словно застыло. Земля довольства, покоя и счастья – Утылва. Я тогда подумал, что рай земной выглядит именно так.

Но я размышлял привычным образом – сколько в России подобных старозаветных сел и деревень. И если страна хочет в ХХ веке продвигаться дорогой прогресса, тылвинскую жизнь надо основательно встряхнуть. Ведь мы должны догнать в промышленном развитии Европу. Хорошо бы построить в округе крупное предприятие, которое потянуло бы развитие этих земель. Перспективна металлургия. Одной мельницы на реке Кляне мало. Но мельница новая, с гранитными жерновами, сырья для переработки – зерна – хватает. Владелец – простой мужик (по прозванию тылок) Ларион Чиросвий. Умница, ловкий делец. Далеко пойдет. Этот Чиросвий пригласил меня в свой дом, среди приличной обстановки я с удивлением узрел множество книг. Помимо хозяина общество для меня составили его брат Калина и два приятеля односельчанина, один из которых – молодой священник местной церкви Макарий Порываев. Собеседники мои продемонстрировали гостеприимство и приязнь, пусть не безупречные, но вполне рассудительные манеры, начитанность. Более того, священник блеснул эрудицией (совершенно оригинальной для меня после европейского Петербурга), говорил и читал по-арабски, обладал изрядными познаниями в исламе и буддизме и вдобавок увлекался греческой литературой. Я был ошеломлен. За излюбленным российским занятием – философствованием – мы провели несколько вечеров. Перебрав всевозможные темы – политику, религию, нравственность, прогресс и моду – мы закончили совершенно невероятно сказками. Да, именно сказками. Аборигены очаровали меня передачей старых легенд, поверий. Здешнюю сказочную страну они называли Пятигорьем, подробно растолковывали ее историю, особенные детали. Я заслушался и в итоге стал записывать. По возвращении домой в Орск, заполнял тетрадь уже по памяти. Еще долго, не одну ночь мои сны волновали апокалиптические и милые буколические картины. Но неизбежно серая провинциальная реальность восторжествовала над чудесами. Дом, работа учителем, быт. Я успокоился и смирился, хотя не предполагал тогда, что вся моя жизнь отныне будет связана со школой.

Исписанная тетрадь далеко отложена на десятилетия. Действительность превзошла самые бурные фантазии. В стране победила Великая революция, совершился исторический перелом. Прогресс проник в самые глухие окраины бывшей Российской империи. Рабочий класс стал реальным хозяином страны и взялся за ударный труд, приступил к строительству нового справедливого и счастливого общества. Наша пятилетка идет полным ходом! Недалеко от Утылвы – на месте крохотной деревеньки Батя – сейчас разворачивается грандиозное строительство металлургического комбината. Если прибегнуть к образным сравнениям, то это подлинный апокалипсис для здешних патриархальных мест. Рушатся прежние стереотипы, рождается понимание, что истинное счастье достигается лишь в борьбе.

Однако воспоминания о затерянном в степи сказочном мире всегда жили и живут во мне. Не воспринимайте это как слабость – скорее, как краткий отдых в пути. Уже в солидном возрасте, многое испытав, я решил пролистать потрепанную тетрадь с записями, обновить их, как-то оформить. Получился сборник Сказки Пятигорья. Не ищите в них глобального смысла, созвучия тем колоссальным переменам, что совершаются в нашей стране. Или, может, ищите не там. Но все же попробуйте понять. И насладиться в полной мере сказками.

…Чтобы раны затянуть,

Крепко воздуха глотнуть,

Убаюкать сладко душу

Нету средства сказки лучше»

(Генрих Шульце, 193… год, поселок Коммунистический).

Прочитав предисловие, Максим отметил: – Опять Порываев. Правда, он тут молодой – не старикашка. Зовут Макарий. Не Гераклид. Тогда кто он? Да какая разница?

1 Энгру.

Сперва не было ничего. Без начала и без конца. Ничто всегда и везде. Первичная субстанция, из которой впоследствии возник наш мир.

Нынешним мирозданием управляет бог Энгру. Вот тогда – в начале начал – Энгру тоже не было. Откуда же взялось все?

Первичная субстанция пришла в движение. Часть слоев шевельнулась и как бы потекла. Образовалась влага. Но другие слои застыли и пуще затвердели. Первые твердые фрагменты. Все еще перемешано в общем котле. Где тогда был Энгру? Нигде.

Ничто уже не однородно. Забулькали первые пузырьки – над жидкостью расположились более легкие слои. Внизу твердое основание. Готово первое блюдо наподобие слоеного пирога. И первым угостившимся был Энгру.

Энгру – не человек. И не походил на людей – это они позже унаследовали черты его облика. Но Энгру людей не создавал.

Как он выглядел? По преданиям черный и прямой и… и все. Его лицо не сразу стало лицом. Верхняя часть длинного туловища без глаз, носа, рта, лба – без ничего. Энгру мог менять внешность, пока не решил окончательно. Еще неизвестно, как бы выглядели люди, зависимые от этого его решения. Что, если бы мы оказались гранитными скалами или горстью сухой земли, метелками на полыни, грязной пеной в дождевых лужах, крылатыми корыльбунами,