косточку служишь – за милованье на скамейке под балконом? Многого не позволишь на глазах у всего дома.

– Ты глядел?

– Нет, не я. Но тебя видели. Не отопрешься. В Мерседесе на площади. Юлик видел!.. Я тебя на митинг звал, ты не пошел. А за директоршей побежал, виляя хвостиком.

– Не мог ты меня видеть. Ты тогда спрятался за парней – за Сережкой Рваным и его комрадами. Из-за их спин нес околесицу про швах да мав, да утопление в Негоди… К чему призывал-то?

– Я для всех! и за всех! Против беспредела. Чтобы тылков не выгоняли как собак – дескать, отслужили и пошли вон. Это ты ручной песик Варвары – и лапку даешь, и повизгиваешь, и оближешь. Лаять пока не научился. Хотя голос уже прорезался – выступил ты перед народом. Кричал, что глупо и стыдно – это одно и то же. Стыдиться сейчас глупо. Америку открыл!.. И еще другое – что сильный всегда прав, и жизнь в дерьмо макнутая… Проговорился, Лешка? Только ты там же, вместе с нами барахтаешься. И никуда не денешься. Что ты сам можешь? с зубами и когтями ворпаней – это тебе нравится представлять. Да ты простой заяц, а не каменный.

– Что ж, оба мы простые. Тылки. Больше никто.

– Петька не простой, – опять влезла Машутка. – Он сумел у директорши дивор утащить. Она теперь не всесильна. Имейте в виду. Шанс у вас есть.

– Неправильно. Верни дивор, и нам всем спокойней будет, – напирал Лешка.

– Не возвращай! – это настырная Машутка.

– Хватит! – Петькин окрик. – Надоели со своим дивором! Лешка! и ты, Машутка, со своим… Кстати, что за чувак? Знаете его, а?

– Как же. Утром в бабылидином дворе встретились, там меня разоблачили. Сын племянника. Внук нашей бабы Лиды. Кортубинский мажор. Не терпила. За наследством пожаловал, – Лешка сообщил исчерпывающую характеристику парня, которого видел второй раз в жизни.

– Понаехали тут всякие… Утылва не резиновая!.. А твоя девчонка?

– Дочка племянника. Брата искала, вот мы к вам…

– Чего ж вы не домой, к бабе Лиде? Покойников боитесь? или котов?

– Тесно там. В библиотеке просторно. И сюда рано или поздно явятся все… Конечно, явятся. У вас же здесь штаб. Комсомольской организации. Щапов с Васыром – коммунисты, старшие товарищи, а вы – младшие. Комсомол – первый помощник партии. Так Агния говорила. Она – коммунистка.

– Агния-то да. Пусть в ЛДПР вступила…

– Только мы же не коммунисты и не комсомольцы, а это… демократы. Правый Блок, – усомнился Юлик.

– Много придумать можно. Главный придумщик у нас – Петька. Теперь еще один добавился – Лешка. Они придумают!

– И не думал даже… Так вот. Только не смейтесь. Я долго думал. И серьезно! Тут в библиотеке оставался, спал вон на диване. Или не спал. Сон никак не приходил. Это еще на горе началось…

– Конечно! Ведьма обещала с тобой поквитаться. Она исполнит!.. Петька, лучше не брал бы у нее ничего. А если взял – верни. Дивор – штука серьезная.

– Очень любопытно мне, как он выглядит. Диковинка…

– Я не брал. Одни бумажки. На столе целая пачка лежала. В них информация. Наверняка секретная. Я бумажки свернул и сунул за пазуху, после дяде Володе отдал – авось, ему пригодятся. Для борьбы с холдингом.

– А дивор?

– Оглох? Читай по губам – НЕ БРАЛ!!

– Ну, прочитали… Ворпани за тобой или за нами бегают? Чегой-то им надо. Но зачем ворпаням секреты нашего (или уже не нашего) акционерного общества? По закону акционерами могут быть только люди.

– Вот они и поступают по закону. Закроют завод. Людям негде будет работать, а тогда и незачем здесь жить. Разъедутся все. Обезлюдит земля, и для ворпаней настанет раздолье. Знай себе, рой и рой!

– Че рыть? И куда? – даже братья Анютины попали в тупик.

– Норы, – опередила с ответом Машутка. – Под землей. Углубиться еще. Вода в Виждае по этим норам уйдет вниз. Озеро исчезнет. Обнажится дно – там древняя гранитная плита над дворцом Энгру – или это даже потолок дворца…

– Вообще-то, озеро у нас в карстовой чаше (я, помнится, читал), – возразил Петька. – Ладно, исчезнет озеро. Ну, высохнет все, пустыня станет. А ворпаням что с того прибудет? Или они бескорыстно злодействуют, лишь бы над нами, людьми, победу одержать? Вредные зайчишки. Рыжие…

– Машутка врет вдохновенно, а мы уши развесили.

– Мне интересно. Продолжай. Что дальше? Конец света?

– Дальше – просто. Ничего не будет. Не будет людей – и Каме нечего делать наверху. Без людей у нее лишь один корыльбун останется и тоска как горькая сухая пыль. Вернется к Энгру во дворец. Он этого и ждет – не дождется. Все закончится на земле.

– Вон оно что… Душещипательная история. Этот, как его, женский роман. В библиотеке нашла и прочитала? Ты читать умеешь? и твой кот? Интеллектуально растешь, Машутка… Впрочем, не только интеллектуально. С кавалерами гуляешь, сюда привела… Оказывается, все из-за любви? из-за нее, проклятой? Скучно Энгру без Камы. Ворпани все затеяли, чтобы своему хозяину угодить… В какой книжке это написано? В Сказках Пятигорья?

– Ты бы, Тина, не раздавала сказки всем желающим. Есть такие сказки, что детям до шестнадцати вредны. На неокрепшую психику влияют…

– Я не раздаю. Редко спрашивают. В библиотеке единственный экземпляр Сказок. Старинный, довоенного года издания. В читальном зале хранится, на руки нельзя брать. Вот как сегодня. И не детям.

– А кому, если не секрет?

– Пришел солидный мужчина. Совсем солидный, если бы не галоши. Небритый. Попросил Сказки Пятигорья.

– И ты что?

– Как я могла отказать? Он же племянник бабы Лиды – Лидии Грицановны Чиросвий, которая книжку библиотеке подарила. Ей от отца досталась, а больше ничего не уцелело. Бабылидин отец трагически погиб. Примерно тогда же, что и твой предок, Петька. Все в одно время.

– Мой предок сталинистом не был!

– И где он? – дернулся Иван Елгоков. – Тот, кто сказки спрашивал?

– Это не сказки!! Он пострадал, а потомки – мы, то есть – с тех пор Анютиными назвались. Чтоб неприятностей не иметь за связь с врагом народа. Лишь в перестройку отец писал письма во все инстанции и доискался правды. Принял фамилию прадеда…

– Я не про твоего предка, а про своего отца. Он заходил? Уже ушел, Устина?

– Так сразу после обеда. Со сказками. Нет его…

– Никого нет. Дедов ваших нет. И ты, Петька, получил прозвище Глаз. Логично. Фамилию Анютиных так легко не поковеркаешь.

– Глаз – не обидно. От родных, от их наследства, нельзя отказываться. Это и в книжке прописано, что ты племяннику отдала. Пусть читает, на