работ Роберта Фладда (1574-1637); врач, неоплатоник и мистик написал «Апологию» (1616) в защиту розенкрейцеров, я даже не сразу ее нашла. Вот что в ней сказано: «Джон Хейдон, сын Фрэнсис и Мэри Хейдон, не низкого, благородного, происхождения. Антиквары ведут его род от Джулиуса Хейдона, короля Венгрии и Вестфалии, который происходил от благородной семьи Цезаря Хейдона в Риме…», и дальше еще несколько, на наш, современный, взгляд, нелепостей, но которые наверняка что-то значили для читателей того времени. Одно ясно, раз речь идет о потомке венгерского короля, то без магического вмешательства (шутка? аллегория? намек?), согласно этой биографии, дело не обошлось.

Но почему именно в 1662 году выходит пересказ «Новой Атлантиды», в котором и самый остров, и все его жители становятся причастны к братству розенкрейцеров? Ясно, что это не простой плагиат. 1662 год вошел в историю английской науки как год создания Академии наук. Именно после этого года идет бурное развитие всех наук. «Почти каждый год в оставшиеся полстолетия делались шаги для дальнейшего развития истинного знания.

Выросла наша первая национальная обсерватория в Гринвиче, было положено начало новой астрономии…» И далее следует почти целая страница выдающихся открытий в разных областях знания [107]. Так что публикация «Путешествия в страну розенкрейцеров», в этот столь важный для науки год, напомнила всем, кто читал и помнил «Новую Атлантиду», что на самом деле речь в ней идет о розенкрейцерах, а значит, задумал их великий Фрэнсис Бэкон.

Все эти собранные по кусочкам сведения уже составляют какую-то картину. Но надо ехать в Британскую библиотеку и дальше искать – искать среди старых книг и рукописей, современных Шекспиру и тех, что выходили немного позже. Заметим, что через год выходит Третье Фолио Шекспира, ровно через пятьдесят лет после Первого. Его издатель Филипп Четуинд (Philip Chetwinde) присовокупил к тридцати шести пьесам Первого и Второго Фолио еще восемь пьес. Это – «Перикл», «Лондонский блудный сын», «История Томаса лорда Кромвеля», «Сэр Джон Оулдкасл», «Лорд Кобэм», «Пуританская вдова», «Йоркширская трагедия» и «Трагедия Локрина». Три пьесы из этого списка были включены Джаггардом в его первый том сочинений Шекспира 1619 года.

ВЕРОИСПОВЕДАНИЕ РАТЛЕНДА

Что касается веры Ратленда, многого тут не скажешь. Семья жила на севере Йоркшира.

А Йоркшир был какое-то время оплотом католиков, как и весь север Англии. Мы знаем, что младший брат Ратленда Оливер обвинялся в принятии католической веры, но сохранилось его письмо, где он категорически это отрицает. В пьесах Шекспира религиозных тем нет, впрочем, их нет у многих других авторов. Цитат же библейских много. А в «Ромео и Джульетте» и «Много шуму из ничего» католические священнослужители изображены справедливыми сострадательными людьми. Но, думаю, формально он принадлежал англиканской церкви, его наставником в Кембридже был преподобный Джон Джеген, с которым Ратленд был в переписке и после окончания Кембриджа, когда Джеген был уже настоятелем Норичского собора. Хотя, по всей вероятности, он питал симпатию к католикам, о чем можно судить и по архивным материалам: там хранятся относящиеся к его времени записи о страданиях католиков в елизаветинских тюрьмах. Есть, однако, история, очень известная, которая заставляет задуматься.

Летом 1601 года, когда Ратленд был еще в Тауэре, королева Елизавета, разбирая архивы, принесенные ей архивистом Тауэра, увидела документ, касающийся Ричарда II, и воскликнула: «Ричард Второй – это я! Тебе это известно?» Архивист ответил: «Какое злое воображение оказалось у недоброго джентльмена, кого ваше величество так щедро одарили своей милостью». («Such a wicked imagination was determined and attempted by a most unkind gent, the most ardorned creature that ever Your Majesty made».) На что королева сказала: «Тот, кто забыл Бога, забудет и своих благодетелей (benefactors). Эта трагедия игралась сорок раз на улицах и в домах». Исследователи относят смысл этого разговора к Эссексу, фавориту королевы. Обычно приводится только его первая часть. Но весь разговор-то об авторе пьесы, которую так часто играли в Лондоне. В правление Елизаветы сцена отречения в «Ричарде III» была вымарана (первый раз появилась в издании 1608 года). Автор подобного сочинения об этом английском короле был посажен в тюрьму, так что и пьеса Шекспира считалась злокозненной. Ратлендианцы уверены, что речь шла о Ратленде: королева к нему благоволила, можно даже сказать любила. Она посылала к нему своего доктора, не гневалась на него, когда он нарушал ее распоряжения. Не противилась его браку со своей крестницей, дочерью английского национального героя и поэта сэра Филипа Сидни. И его участие в заговоре было для нее жестокой обидой. Но почему она считала, что он предал своего Бога, – загадка.

Здесь, скорее всего, речь идет не о переходе в католичество: в документах того времени, касающихся Ратленда, нигде этого нет. Но королева что-то точно имела в виду. Поди теперь догадайся.

Ратленд – засекреченная личность. И опять мы сталкиваемся с подлой человеческой чертой: если не знаю – говорю плохо. Чего-чего только о Ратленде не сочиняли и продолжают сочинять на пустом месте, и всё с отрицательным знаком. И это в цивилизованном христианском мире, где должен верховодить принцип презумпции невиновности – «не возводи ложного свидетельства на ближнего своего».

БЫЛ ЛИ ШАКСПЕР КАТОЛИК?

Что касается Шакспера, то поскольку его жизнь (не творческая!) предельно исследована, то о его религиозных предпочтениях можно сделать довольно точное заключение. Он рос в семье, где католический дух был очень силен, хотя внешний ритуал соблюдался по требованиям англиканской церкви, не посещались мессы, соблюдался день субботний и пр.

Обыватели Стратфорда, исконно принадлежавшие католической вере, в конце XVI века, то ли из страха, то ли уже по привычке, соблюдали уставы англиканской церкви. Однако найденный под черепицей крыши документ («Духовное завещание»), свидетельствующий о тайной принадлежности к католикам отца Шакспера Джона, вдохновил Яна Уилсона выстроить гипотезу о дружбе Шакспире с самыми именитыми вельможами на основе тайного служения папской вере. Уилсон не просто предложил эту гипотезу, но и сочинил увлекательные подробности дружеского общения Шакспера сначала с Фердинандо Стэнли, лордом Стрейнджем, а потом с Саутгемптоном, объяснив тем самым знание Шакспером придворного этикета, политических и придворных интриг, и вообще все его огромные познания в тех видах деятельности, которые стратфордскому обывателю были заказаны [108].

Религиозные запреты, вылившиеся в указы, по которым человек, нарушивший протестантские (в английской, более