по моему боку. Этот жест, который, по моим представлениям, должен был вызвать отвращение, напротив, помог мне сложить оружие и подействовал как таблетка снотворного. Он действительно успокоил меня.

Эшер успокоил меня.

Прикосновения еще никогда меня не расслабляли, но он… У него как-то получалось.

Усталость вернулась, и я уснула под его осторожными неторопливыми ласками. Впервые я была не в объятиях Морфея, а в объятиях психопата, который постоянно желал моей смерти.

«Холод, снова холод. От этого холода тошнит, внутренности завязываются в узел, я помню это чувство. Но не желаю верить. Как такое возможно?

Я огляделась. Знакомые стены. Знакомая мрачная обстановка. Снаружи дождь и гроза. А вот дверь. Это моя комната в Сиднее.

Я знала, что будет дальше, знала до последней детали. Я запаниковала. Я была пленницей, пленницей своих воспоминаний, пленницей этого вечера.

Помимо воли я поднялась с кровати. Услышала крики матери на первом этаже. Тихо открыла дверь и спустилась посмотреть, что с ней. Ее лицо было залито слезами… Она ссорилась с кем-то по телефону.

— Все кончено! Я уезжаю вместе с дочерью! — прокричала она, вешая трубку и не дослушав собеседника.

Она повернулась ко мне и опустилась на колени. Ее рука мягко погладила мою щеку, а другая легла мне на волосы. Она улыбалась мне сквозь рыдания.

— Детка, собери свои вещи. Мы поедем кататься, хорошо?

И я послушалась. Я не понимала, что происходит, все понеслось слишком быстро. В голове проигрывались обрывки воспоминаний.

Я оказалась в машине со своим зеленым мишкой в руках. Я видела дождь. Слышала урчание мотора и рыдания матери, которая крепко держала руль, дрожа всем телом.

Я видела грозу. Видела, как обезумевшая мать все прибавляет скорость на скользкой дороге. Кто-то нас преследовал.

— Куда мы едем, мама? — спросила я, глядя в окно.

— Почти приехали, детка. Ты только не волнуйся, ладно?

Она в который раз за последние десять секунд глянула в зеркало заднего вида.

— Это Лис, да, мама?

Она не ответила. Дальше все случилось очень быстро. Я не поняла, что произошло, все было как в тумане. В памяти осталось одно: окровавленное лицо матери. Ее безжизненный взгляд. Она была мертва, а я этого не понимала.

— Мама! Мама!.. Мне страшно, мама…

Внезапно ее лицо изменилось и стало лицом мужчины, которого я звала Лисом. Он улыбался мне своей ледяной улыбкой.

— Элла… Мы возвращаемся домой, моя мышка».

Я проснулась в холодном поту, словно увидела смерть. Меня трясло, не хватало воздуха. Психопат сел в постели одновременно со мной и молча смотрел, как я прихожу в себя. В голове теснились воспоминания, которые я хотела заглушить.

Образ мертвой матери застыл перед глазами. И он. Лис вернулся и опять преследовал меня во сне. И я не понимала почему. Этот кошмар, худший из всех, больше не снился мне с тех пор, как я стала невольницей у Джона. Вот уже шесть лет.

Почувствовав, что психопат за мной наблюдает, я повернулась, все еще в полном смятении. И всхлипнула, вспомнив лицо матери. Я поджала колени и скорчилась, чтобы надежнее защититься от воспоминаний. Только не Лис. Я не выдержу.

— Ты…

Психопат умолк и посмотрел на меня, не добавив ни слова. Я не осмеливалась взглянуть даже на него. Уставилась в пол, стараясь успокоиться. Это лишь ночной кошмар, Элла. Дурной сон. Его здесь больше нет. Я больше не в его руках.

Теперь он далеко.

Я медленно повернула голову к Эшеру. Он хмурился. Я почувствовала, как по щеке поползла слеза. Он все так же хмуро смотрел, как она катится. Затем кашлянул и неуверенно потянулся ко мне, попросив разрешения приблизиться.

Он меня попросил. Эшер попросил разрешения.

Видя, что я молчу, он прошептал:

— М-можно?

Он держался чуть поодаль. Я медленно кивнула, и он придвинулся ближе. Его ладони осторожно отвели мои руки и мягко привлекли меня к себе.

— Я ничего тебе не сделаю, Элла, — заверил он во второй раз, увидев, как судорожно сжались мои кулаки.

Элла.

Сердце на мгновение замерло. Он никогда не называл меня по имени.

Я молча дала волю слезам. Сначала пыталась заглушить рыдания, чтобы казаться сильной, но ничего не получилось. Этот кошмар оказался худшим из всех, потому что был не просто дурным сном.

Та самая авария, в тот самый вечер.

И там был он.

Эшер положил руку мне на голову и прижал ее к груди. Я почувствовала, как мы откидываемся назад. Он крепче обнял меня, прислонился к изголовью и позволил мне выплеснуть свои страхи, не говоря ни слова.

Будто знал, что нельзя сейчас нарушать молчание.

Его левая рука медленно двинулась по моей спине, и он уложил мне на голову подбородок. Большим пальцем он поглаживал мою мокрую щеку.

Так мы и лежали, я между его ног, головой на его груди, слушая невероятно быстрое биение его сердца и пытаясь успокоить свою разбитую душу. А он просто молчал.

Я не осознавала, не отдавала себе отчета в том… насколько нуждалась в этой поддержке.

Это незнакомое чувство действовало как лекарство от боли, от кошмаров, от моего прошлого. От ран, которые я пыталась излечить, внушая себе:

«Я оправлюсь».

«Бывает хуже».

«Ничего страшного».

«Все пройдет».

И это чувство подарил мне человек, которого я боялась и ненавидела, который превратил мою жизнь в ад с первой нашей встречи. И он только что утешил и защитил меня, ничего не прося взамен.

Может, это жалость?

Может, он молча ждет, когда я отодвинусь? Но мне так этого не хотелось.

Я не желала покидать кольцо его рук, в котором было безопасно — незнакомое, но такое сильное чувство.

— Не шевелись, — прошептал он, прижимая меня к себе, и вытянулся на постели со мной вместе.

Через несколько умиротворяющих минут я успокоилась и наконец выскользнула из его объятий. Он не возражал.

Напротив, он повернулся ко мне спиной. Как ни в чем не бывало. Я тоже отвернулась, однако почувствовала, что между нами воздвиглась ледяная стена. И это ощущение мгновенно разбило что-то, чего я еще не понимала.

Я запомнила лишь одно: он защитил меня. Эшер защитил меня от моих демонов.

Я проснулась от щекотки в носу. Моя голова на чем-то лежала… и это что-то медленно двигалось…

О черт… нет…

Я открыла глаза и обнаружила, что прильнула к груди психопата. А нос щекочет не что иное, как его маленький крестик на серебряной цепочке.

Его руки