Наконец-то у него, получается добраться до огромных парадных дверей. Франциско тянет за кованные ручки, снова оказываясь в сыром, вонючем подвале…

— Думаю, так сойдёт, — сидит спиной к нему Мария. — И не мёртвая, но и от неё живой сейчас мало толку.

Франциско пытается понять, о чём она говорит, но просторные полы плаща не позволяют ему ничего увидеть.

Наконец-то Мария поднимается и делает шаг в сторону, открывая лежащую на полу Доминику.

— Что ты сделала с ней!? — испуганно кричит Франциско, бросаясь к растерзанной сестре.

Её огненный лоб стал для него единственным реальным ощущением…. Она, и тогда пылала таким же ужасающим жаром… Словно её душа сгорала изнутри…

— Нет… — растерянно гладит Доминику по побледневшему, покрытому испариной лицу. — Только не ты… Только не снова! — не сдерживая слез, прижимает её к груди, пытаясь не позволить остаткам жизни покинуть её тело.

— Твоей сестры тут больше нет. Теперь она чудовище. Разве ты не видишь?

Звериное рычание заставляет его опустить взгляд на лежащую в его руках Доминику, но изуродованное чудовище лишь отдалённо напоминает человека.

— Ты сделал её своим собственным демоном, Франциско… — шепчет ему на ухо Мария, обнимая со спины. — И теперь должен заставить его замолчать, — протягивает серебряный нож. — Заставить отпустить тебя…

От её слов в голове появляется густой, пьяный туман. Словно в бреду, он берёт нож, опуская клинок к горлу сестры.

Перерезанные сухожилия не позволяют Доминике сдвинуться с места… Не позволяют помешать ему осуществить задуманное…

Умелая рука скользит по подрагивающему женскому горлу и её тело тут же начинает бить предсмертной судорогой и на пол брызжет едкая чёрная жижа, заставляя Франциско отступать.

— Теперь ты свободен… — шепчет ему Мария, заставляя обернуться.

Обвив его шею, она смотрит на него помутневшими, пьянящими глазами… А чуть приоткрытые губы, снова и снова, нашептывают одно единственное:

«Свободен…»

* * *

На этот раз, когда он проснулся, боль уже не была такой острой как раньше. Потерев здоровой рукой глаза, переходя ко лбу, Франциско далеко не сразу обратил внимание на окружение. Было откровенно всё равно, где он и с кем.

Он не помнил, что именно ему снилось, но каждый раз, когда он старательно пытался ухватиться сознанием за крошечный фрагмент своего сна, сердце начинало барабанить как у влюблённого мальчишки.

Медленно переведя безучастные глаза с балдахина, на зашторенное окно. Аромат свежей постели, приятно щекотал нос, белые простыни и пододеяльник, поверх которого лежало красно-золотое одеяло могли принадлежать только отцу Кирельо, да и вся эта комната прежде была подготовленная именно для него.

Её неестественно богатое убранство вполне могло устроить любого вельможу. Достаточно высокие потолки, узорные стены, гобелены, натёртая до стеклянного блеска мебель, создавали впечатление, ни абы какого достатка.

— Доброе утро, господин, — поприветствовала его молоденькая служанка. — Я приготовила для вас куриный суп и пшеничную кашу со свининой. Изволите накрыть сейчас или позже?

— Сколько времени и какой сегодня день? — безучастно поинтересовался Франциско.

— Вторник. Почти два часа, господин.

— Понятно. Где мой поверенный?

— Приготовь мне горячей воды и накрой на стол.

— Как скажете. Помочь вам подняться или одеться?

— Не стоит. Можешь идти.

Медленно приподнимаясь, Франциско беглым взглядом осмотрел наложенные повязки. Полностью обездвиженная рука, перевязанная от кончиков пальцев и до локтя. Повязки на животе остались практически не испачканными в кровь, но дышать, а тем более двигаться, оказалось чертовски неприятно.

Резкая боль в ноге чуть не свалила его на пол. Пришлось тотчас снова присесть, что бы снять с неё напряжение. Когда же судорога унялась, Франциско наконец-то смог подняться и, накинув на себя халат, неспешно пошагал к окну.

Свет стал таким ярким, что сначала не позволял увидеть ничего кроме сплошной белизны, но вскоре глаза привыкли, потихоньку начав разбирать силуэты проходящих под окном людей. Вокруг до сих пор было снежно, конечно не на столько, как это бывает в деревнях, но всё же на улице до сих пор стояла зима, не хотела признавать приход марта.

Это всё ещё был Руан, город который последние три недели напрочь отказывался его отпускать. Подойдя к столу, он налил себе медового молока, а допив, снова наполнил кубок до самых краёв никак не утоляя жажду.

Хавьера до сих пор не было, но думать о нём, Франциско просто не мог. Не то, чтобы не хотел, просто сейчас его голова напоминала деревянное ведро, с трудом опустошив которое — меньше всего хотелось снова наполнять.

Вместо привычной бадьи в комнату занесли позолоченную ванну, поясняя, что епископ Кирельо перед своим отъездом, самолично, отдал распоряжение оказывать рыцарю все полагающиеся почести.

Просторную ванну наполнили ароматной водой с травами, церковными маслами и специальные солями, для улучшения его самочувствия. Их сладковато-мятный аромат тут же заполнил собой всё пространство комнаты, помимо воли, заставляя расслабиться.

— Позвольте, я помогу вам в неё забраться, — подскочила к нему девушка, осторожно придерживая за перебинтованный бок.

— Как тебя зовут? — взглянул на девушку абсолютно безразличными глазами.

— София, господин, но все зовут просто Софи.

— Большое спасибо за заботу София, но я и сам смогу справиться.

— Если вы не хотите передо мной обнажаться, то можете об этом не беспокоиться, — приветливо улыбнулась ему девушка. — Я уже мыла вас, пока вы были без сознания.

Подобное заявления в один миг расставило всё на свои места. Франциско сразу понял, кто эта милая девушка и зачем отец Кирельо приставил её к нему служанкой. Что ж, подобного рода «подарки» свидетельствовали лишь о том, что у Хавьера таки получилось раз и навсегда поставить епископа Кирельо на место. Ибо в стенах церкви строго настрого было запрещено присутствие такого рода барышней.

— Сколько тебе лет? — повернулся спиной к маленькой хрупкой девушке, позволяя снять с себя халат.

— Тринадцать, господин.

— Не обращайся ко мне так. Мне это не нравится.

— Как скажете, Франциско, — смущенно улыбнулась девушка.

У Софи оказались на удивление красивые глаза. Большие, выразительные, сочного голубого цвета. Круглое лицо, румяные щёки, создавали достаточно здоровый, привлекательный вид. Притом, что её руки были крайне, детскими.

Из-под светлого чепца, выпало несколько светло-русых, вьющихся прядей и моя ему руки, она попыталась их убрать, полностью обнажив голову. Всё-таки вид не покрытой женской головы, с распущенными волосами имеет свою удивительную прелесть и соблазн — полностью завершая собой искушающий образ.

Не предав этому жесту никакого значения, Франциско, как и прежде смотрел в наполовину зашторенное окно, пока махровое