Как всегда в подобных случаях, мнения были самые разные, даже полярные. Одни, например, утверждали, что при всем своем вспыльчивом и неуравновешенном, кавказском характере именно к технике у Махмуда было трепетное отношение, а потому выехать на неисправной машине он не мог бы уже по определению. Тем более с колесом, которое держалось на двух полуотвернутых болтах, которые под пластиковым колпаком не видны. Да какой же водитель сразу не почувствует, что с колесом непорядок! Откуда возникли слухи об отвернутых колесных болтах? Так с утра же появились на «Мосдизеле» сотрудники милиции и прокуратуры, которые и выдвинули, вероятно, такую версию. Значит, кто-то из своих решил насолить Махмуду? Но вряд ли на «Мосдизеле» могли сыскаться у Мамедова серьезные враги. Вот разве что какие-нибудь кавказцы?

Другие, сомневаясь в «диверсии» врага, все сводили к обыкновенному разгильдяйству, вызванному наверняка семейными проблемами Махмуда. В последнее время он что-то слишком много суетился, куда-то мотался, говоря на службе одно, а дома – другое, словом, появились у него проблемы, возможно, и по женской части, потому что было известно, что его супруга часто звонила в дирекцию в поисках заблудшего мужа. Уж у кого, а у Серафимы Павловны – самаринской секретарши – никакие домашние тайны не задержатся. Во, слухмейстер! Так их нынче именуют, бывших злостных сплетников.

Ну и когда твоя башка занята не делом, а сочинением причин отсутствия у домашнего очага, тут не только стука собственного колеса не услышишь, но даже тяжкой длани самого Господа Бога и его последнего предупреждения, если бы Он заимел намерение стукнуть по крыше салона твоих «Жигулей». Напомнить о Себе… И вот – результат.

Впрочем, были и другие слухи. Кто-то считал, что на Мамедова, главным делом которого было вооружение самонаводящихся торпед, вследствие чего образцами новейших разработок в области взрывчатых веществ он обладал в избытке, просто наехали те, кому эта взрывчатка необходима была позарез. А кто они, и ежу понятно: ну конечно, кавказские любители пострелять, повзрывать, потрясти маленько престол своего Аллаха. Там ведь, в Дагестане, откуда родом Махмуд Мамедов, и боевиков хватает, и разборок тоже.

Не исключено, что Мамедов, как честный человек и ученый, послал земляков подальше. Что тоже привело к печальному концу. Но он мог и не послать, а, напротив, пообещать, даже деньги взять – в последнее время у него водились деньжата, это знали многие, – а заказ не выполнить в силу разных причин. Результат аналогичный.

И опять все на уровне слухов, предположений, поскольку толком никто ничего не знал. А прилетевшая, будто злобная фурия, с утра на «Мосдизель» Раиса-ханум орала так, будто в гибели ее драгоценного супруга был виноват рабочий коллектив производственного объединения, пославший его на безусловную гибель. Хай в директорском отсеке стоял отменный, даже врача из медпункта пришлось вызвать: вдове стало плохо. Но потом ее увезли в директорском «вольво», и снова поползли сплетни о том, что якобы сам Самарин пообещал безутешной вдове с четырьмя малолетками-сиротами компенсировать гибель Махмуда Гасановича за счет каких-то средств. При этом назывались баснословные суммы, порядка десятков тысяч. В долларах. Откуда такие башли?! Оставалось только удивляться и… не верить. Чем народ целый день и занимался.

Но подошел вечер, и страсти поутихли. Уехали оперативники со следователем, которые то болтались на закрытой стоянке автомобилей, допрашивая охранников, то по очереди вызывали в отведенный им для этой цели отдельный кабинет сотрудников покойного Махмуда. И каждого долго и настырно расспрашивали, чем занимался Мамедов, с кем встречался, где бывал в последнее время, о чем говорил, что делал накануне, в каком был настроении и так далее. На круг выходило так, что казавшиеся нелепыми слухи все же могли иметь под собой почву. Это настораживало.

В сущности, если называть вещи своими именами, сложилась ситуация, которую, изучая статистику дорожно-транспортных происшествий, можно назвать не такой уж и редкой. Ну да, чаще всего подобные случаи – дело рук злоумышленников. Но ведь бывает и заводской брак, и собственное разгильдяйство водителей, всякое случается. А эти вцепились, ну прямо клещи какие-то! Подай им того, который мог бы иметь зуб на Мамедова…

Весь день Ангелина тихо, как мышь, просидела в своем кабинете, не высовывая носа и логично ожидая вызова на допрос. Ее-то ведь вчера видели вместе с Махмудом. И она заранее заготовила для себя с десяток различных объяснений…

И дождалась, худой и противный следователь, не глядящий в глаза, вызвал ее к себе и допросил, как положено у них – со всеми данными, предупреждениями и прочим. Но, кажется, обошлось. Немного смутил вопрос: как она оказалась возле места аварии? Им-то откуда известно? Она ж нигде не фигурировала, да и знакомых там не было… Ответ нашелся среди заготовок: подвозил Козлов, и она вышла возле «Лебедя», где проживают ее знакомые. Хотела зайти в гости, но увидела страшную аварию, а потом и всякое настроение, естественно, пропало. Нет, она даже не догадывалась, что погиб Мамедов, там же все горело, и никто толком не знал – ни кто, ни что, ни как. Кажется, следователь был удовлетворен ее ответами. Еще бы, она же еще вчера все четко обговорила с Иваном, чтоб их возможные показания совпадали. А знакомые в «Лебеде» у Лины и в самом деле были, век бы их не видеть! Но пусть, на всякий случай…

Не звал ее к себе пока генеральный, у которого точно могли возникнуть вопросы. Просто позвонил и сухо предложил задержаться. Она уже измаялась вся, предчувствуя неприятности. И вот снова позвонил и велел выйти на проспект. Он подъедет сам и подхватит ее.

Всеволод Мстиславович редко позволял себе садиться за руль, разве что при исключительных обстоятельствах, когда собирался провести тайный разговор, при котором даже преданный личный шофер мог оказаться лишним свидетелем.

Молча открыл дверь и поехал не к Ленинградскому шоссе, а в противоположную сторону, на север, вдоль канала. При этом все время оглядывался, будто боялся преследователей. В районе Старбеева съехал к самой воде и заглушил двигатель. Со стороны могло бы показаться, что «крутой» русский с подругой решили перед сном освежиться в канале, хотя вода была уже достаточно прохладной. Все так же молча пригласил Лину отойти за ним подальше от машины. Остановился, огляделся. Было уже довольно темно. У Лины блеснули глаза, заранее наполненные влагой. И весь ее скорбный, горестный вид указывал на безутешное горе. Сухо начал:

– Доигрались, твою мать… Садись, – он швырнул на землю свою легкую куртку, в которой обычно садился за руль, – и рассказывай все без утайки. Я должен знать все – от и до.

Лина всхлипнула.

– Это потом, – недовольно оборвал он. – У меня сегодня сидели из прокуратуры. Подозревают, как я уразумел, что авария была подстроена. Твоя работа? Ну?!

Лина кивнула.

– Та-ак… – Он прошелся вдоль воды, два-три шага туда-обратно, присел на корточки. – Рассказывай. И только ничего не ври!

Продолжая всхлипывать, Лина стала рассказывать о том, что в последнее время Махмуд словно с цепи сорвался. Причина понятна: идиотка Раиса установила за ним подлинную слежку, чуть ли не разговоры записывались, которые затем были ею предъявлены ему. Словом, довела Махмуда до точки кипения. Родственников вызвала с Кавказа, и те явились с угрозами в его, а главное, в ее, Лины, адрес. А как же могло быть иначе, если именно она и вела все переговоры с Мамедовым? Ведь сам Самарин устранился от всяческих общений на эту тему. Вот и пришлось… даже и собой жертвовать, лишь бы уговорить, убедить, заставить наконец принять их план. Да, вот с Козловым, с этим было полегче, хотя тоже тот еще фрукт! А у Махмуда ко всем его кавказским заморочкам добавилась жуткая ревность. На что Лина ну никак не могла рассчитывать, опираясь исключительно на собственные силы и возможности. Но что было, того уже не вернешь. В общем, когда все практически было решено, у Мамедова появились новые соображения, как у всякого дурака, считающего себя пупом Вселенной. И денег ему, оказалось, мало, и условия неподходящие, и то, и другое, и пятое, и десятое. Но если бы это были обычные капризы, с ними было бы несложно справиться. Пошли угрозы…