Госпожа Эмилия улыбнулась и вернула палочку на место. Дайна вздохнула с облегчением. Ей не хотелось узнавать, на что именно способна эта палочка в умелых руках.

— Вы, должно быть, не знаете об этом, — сказала госпожа Эмилия, — но личные заклинания мага рассеиваются после его смерти. Когда Валентина убили, то чары, которыми он вас укрыл, развеялись. Вы некромантка, Дайна, сейчас мы с вашим куратором это прекрасно видим.

Дайна машинально приложила руки к животу. Они все видят? Значит, и инквизиция почувствует. Возможно, гранд-мастер Баэрн или кто-то из его коллег уже въезжает в замок, чтобы устроить сожжение некромантки.

— И что вы собираетесь делать? — спросила Дайна и не узнала собственный голос. Так мог бы говорить страх за свою жизнь.

— Я же говорю, вы у друзей, — сказал Александр. — Мы прикроем вас по-новому. Всем остальным скажем, что наш ректор… ну, то есть уже бывший ректор просто был без сознания после Огненного кулака. А ваш друг, кстати… Тоже воскрешенный?

Гровир с достоинством кивнул.

— Сестра моей крови спасла меня, когда проявилась Мировая нить. Одно из чудовищ ударило меня по спине, — ответил он. Госпожа Эмилия ахнула, покачала головой.

— Да, это заметно, если всмотреться в вашу ауру, — промолвила она. — Гровир, постарайтесь несколько дней не волноваться, попейте успокоительное. Чем ровнее ваше состояние, тем быстрее растают эти нитки.

— Благодарю вас за заботу, — сказал Гровир и поклонился госпоже Эмилии. — Но кто мог убить господина ректора?

Александр пожал плечами.

— Наверно, тот же, кто покушался на девушек на отборе, — ответил он и добавил: — По большому счету, его следует отменить. Пусть принц Эжен просто выберет какую-нибудь из участниц, так было бы намного безопаснее для всех.

— К сожалению, это не нам решать, — госпожа Эмилия взяла со стола маленький сиреневый шар на подставке и, всмотревшись в его туманную глубину, довольно заявила: — Отлично, некромантка еще не проявилась в магическом поле! Мы успеем ее прикрыть от инквизиции!

Дайна усмехнулась.

— Вам следовало бы отдать меня, а не прятать, — сказала она. — Так ведь должны поступать законопослушные волшебники?

Госпожа Эмилия кивнула, и Дайну снова обдало холодом.

— Да, мы законопослушные волшебники, — ответила она. — Но мы не дураки и не предатели. А отдавать на верную смерть ту, которая спасла дюжину людей… Это было бы подло.

Александр рассмеялся и, приобняв Дайну за плечи, произнес:

— К тому же, все мы недолюбливаем инквизицию. Садитесь-ка вот сюда, — и, мягко подтолкнув Дайну к изящному высокому стулу, он обернулся к Гровиру: — А вы, юноша, принесите вон тот металлический ящик. Будете ассистировать.

Гровир послушно вытащил ящик из угла — в нем были пузырьки с золотистой жидкостью, которые лежали в бархатных гнездах. Дайна удивленно заметила, что пузырьки шевелятся, словно содержимое заставляет их приплясывать на месте. Госпожа Эмилия заглянула Дайне в глаза, удовлетворенно кивнула и спросила:

— Так это на вас Валентин собрался жениться?

Жениться? Дайна едва не упала со стула. Конечно, она всем сердцем желала бы этого, да и кто не хочет выйти замуж за любимого?

Но теперь Валентин не узнавал ее. Он смотрел на Дайну, и в его глазах была лишь холодная пустота.

— Жениться? — переспросила Дайна. Госпожа Эмилия вынула один из пузырьков, открыла и проворно закапала несколько капель в глаза Дайне. Все заволокло золотым туманом, словно Мировая нить проявилась прямо в кабинете.

Они никогда не поженятся. Дайна вернула Валентина в мир живых, но он потерял свою любовь к ней в стране мертвых.

Может, поэтому некроманты прокляты с начала времен? Потому что мертвые не возвращаются просто так? И плата, которую они отдают за свое возвращение, намного больше жизни?

— Да, он сказал об этом на совете, — пальцы госпожи Эмилии легли на голову Дайны, ввинтились в волосы, и кабинет мягко поплыл куда-то в сторону, утопая в золотом тумане. — Его величество Леон приказывает ему вступить в брак, поэтому он не может оставаться на посту ректора.

Даже так… Валентин готов был жениться, они любили друг друга, и у Дайны могла бы наконец-то появиться настоящая семья, а не мираж. Но кто-то пришел с Огненным кулаком, и все кончилось.

— Я люблю его. Люблю, но он не узнал меня, когда вернулся, — призналась Дайна и с искренним удивлением поняла, что в глазах госпожи Эмилии заблестели слезы. Она их не видела в золотом мареве — просто почувствовала, что преподавательница тронута до глубины души. Валентин был для нее другом, почти сыном, и она искренне надеялась на то, что все наладится.

— Мы еще погуляем на вашей свадьбе, Дайна, — пообещала госпожа Эмилия, — и клянусь, я напьюсь впервые с войны за Файнские острова. А сейчас держитесь. Надо потерпеть, моя дорогая.

И золотое марево налилось тьмой.

***

Валентин окончательно пришел в себя вечером.

Кристиан настоял на постельном режиме, и из кабинета Валентина отнесли в спальню. Он говорил, что может пойти сам, но Эжен посмотрел на младшего брата так, что Валентин счел за лучшее промолчать.

Эжен никогда не использовал бранных слов. Он умел выразительно смотреть. Валентин плохо помнил брата, но о силе его взгляда знал точно.

Студенты и преподаватели, которые толпились возле входа в ректорат, закричали и зааплодировали, увидев Валентина живым. Он поднял руку, приветствуя их, сумел выдавить из себя улыбку и закрыл глаза.

Заплаканная девчонка успела куда-то убежать. Валентину сделалось не по себе.

Он и правда не помнил, кто она такая. Но по выражению лица, по отчаянному взгляду карих глаз было ясно, что они близки. Валентин пробовал вспомнить, и голова сразу же начинала наливаться болью и туманом.

Валентин очнулся после заката и не сразу понял, где находится. Слишком высоко был потолок, слишком далеко были окна. Потом он проморгался, узнал свою спальню и вспомнил: золото рассветного солнца мягко заливает кровать, Дайна сидит среди простыней и смотрит на него с той любовью, что разрывает сердце. И то, что поднималось в ту минуту в его душе навстречу Дайне, было сильнее любой магии, сильнее смерти и жизни.

«Вот, значит, в чем дело, — подумал Валентин. — Мы любим друг друга».

Неудивительно, что она была настолько потрясена тем, что ее не узнают. Валентин подумал, что следует извиниться. В конце концов, девушка ни в чем не виновата.

— Ваш господин Шайло сказал мне, что девушки уже сдали рубашки, — услышал он негромкий голос брата. — Даже не хочется их оценивать, кого-то отсеивать. Не хочется их обижать.

«Отбор невест для Эжена», — мысль была вялой и ленивой, она плавала в голове, как соринка в чашке чая. Мелькнуло: отец, взрывы в саду, какая-то тварь, которая хочет все разрушить.