Дайна послушно отложила лист с руной, взяла другой и вдруг почувствовала…

Под ногами дрогнул пол. На мгновение Дайне показалось, что ее окутало золотым пламенем, и огонь почему-то не обжигал, он был ледяным, он проникал в Дайну и подчинял себе. Сквозь ревущую стену огня Дайна видела свой стол с листами бумаги и чернильницей, однокурсников, удивленную Хасимин и понимала, что это снова смерть.

Близкая, спокойная.

Принимающая разный вид, но одинаково безжалостная.

Смерть приблизилась, положила руку на плечо Дайны и беззвучно сказала: вот я и пришла. Здравствуй, некромантка. Успела соскучиться? Нам с тобой есть, чем заняться.

— Дайна, что с вами? — испуганно спросила Хасимин. Студенты смотрели на Дайну с таким же страхом, который почему-то показался ей смешным. Возможно, потому что смерть всегда смеялась над людскими страхами.

— Все хорошо? — Гровир заметно побледнел: он все понял и теперь думал лишь о том, что делать и как помочь. Дайна как-то читала его обрывистые мысли: пойдем вместе, что бы ни случилось… я прикрою… пойдем.

— Простите, — прошептала она и, схватив Гровира за запястье, поднялась из-за парты. — Простите, там господин ректор…

Слова сами соскользнули с языка, и Дайну обдало знобящим ужасом. Валентин! Что-то страшное случилось с Валентином в эту минуту.

Смерть пришла как раз за ним, и душа Дайны рванулась вперед: спасти, закрыть, вытянуть из распахнутой клыкастой пасти.

Она выбежала из кабинета рунознания, не чувствуя ни пола, ни ног — рванулась к лестнице, едва не сбив какого-то крыса, который с кряхтением и пыхтением тащил коробку чуть ли не с себя ростом.

— Что с ректором? — Гровир бежал за Дайной, и она знала, что он перепуган до смерти. Его страх вплетался в пламя далеким грохотом боевых барабанов, топотом копыт, от которого гудит степь.

— Умирает, — коротко ответила Дайна, взбегая по лестнице. Вот преподавательские кабинеты, вот дверь в ректорат, вот…

Сначала она ничего не видела, кроме преподавательских спин. Потом, кажется, Александр придержал Дайну за руку, что-то сказал, вроде бы, запрещал ей идти или смотреть. Потом впереди мелькнули растрепанные белые волосы, и крысы кого-то медленно понесли мимо Дайны: знакомая рука свесилась с носилок тяжело, безжизненно.

— Отойдите, — донеслось до нее сквозь туман, заполнивший уши, и тогда Дайна сразу все поняла.

Смерть Валентина она восприняла как удар копьем в грудь — резкий, разламывающий кости, сминающий. Дайна оттолкнула кого-то, кажется, плачущую госпожу Эмилию, и, почти рухнув рядом с Валентином, схватила его за руку — еще теплую, но уже не живую.

Кажется, Дайну затрясло в ознобе. Кажется, сердце на мгновение остановилось. Потом она вдруг увидела всех со стороны, словно ужас и боль потери выбили ее душу из тела — и эта рыдающая девушка рядом с телом на носилках показалась Дайне чужой.

«Невозможно, — подумала она, — Валентин не мог умереть. Он не мог оставить меня одну. Он не ушел бы».

Рука в ее руках становилась все тяжелее. Вбежал Эжен — и замер, словно его тоже ударили копьем в грудь.

— Дайна, — окликнул Гровир, который тоже всхлипывал, нервно проводя ладонью по лицу. Александр наклонился было, попробовал поднять Дайну — и она почувствовала общий страх и недоумение. С чего бы первокурснице так убиваться над ректором?

Глупые, разве они знали? Разве они могли понять, что сейчас жизнь уходила и из Дайны тоже? Потому что если Валентина больше нет, то ей-то зачем оставаться?

Что она будет делать одна? Как она будет жить без него?

— Оставьте ее, — Кристиан сориентировался сразу же; только потом Дайна поняла, что он был одним из немногих, кто знал правду о том, что она некромантка. — Выйдите. Быстро, быстро!

Никто не стал с ним спорить.

Дайна не заметила, как кабинет ректора опустел: вроде бы только что здесь толпились люди, тоненько всхлипывали крысы, и было почти невозможно дышать — и вот в распахнутое окно врывается свежий ветер, носилки с Валентином лежат на полу, рядом на коленях стоит Эжен, и его лицо дрожит и наливается красным. Кристиан наклонился к Дайне, дотронулся до ее плеча.

— Чем вам помочь, ваше высочество? — спросил он. Дайна всхлипнула.

— Я не знаю… — прошептала она. — Что мне делать?

Она и правда не знала. Когда Дайна оживляла Гровира, то все произошло будто бы само по себе. Та сила, которая наполнила ее после развода, просто все взяла в свои руки.

«Вернись, — только и смогла подумать Дайна. — Пожалуйста, Валентин, вернись ко мне. Я ведь не смогу без тебя, я не справлюсь. Валентин, пожалуйста».

Вспомнилась ночь, которую они провели в гостинице — тогда Дайна испытывала страх, замешанный на разочаровании и тоске, который потом растаял, сменившись теплом и надеждой. Той ночью для них с Валентином началась новая жизнь — и они, конечно, этого не поняли. А теперь не будет ничего, ни надежды, ни страха. Ничего.

Потому что если Валентин умрет, то и Дайны не станет тоже.

— Вернись, — прошептала она. Осунувшееся бледное лицо Валентина поплыло в сторону, расплылось влажной акварелью. На глаза набежали слезы.

Когда холодеющие пальцы Валентина дрогнули в ее руках, Дайна на какой-то миг лишилась чувств. Опомнившись, она увидела, что Валентин открыл глаза и мутным невидящим взглядом уставился куда-то вверх.

Валентин казался чужим, словно смерть что-то забрала у него на память. Но он был жив — и Дайна позволила себе расплакаться.

— Ты жив, — прошептала она, дотронулась до его щеки, не заботясь о том, что об этом подумают Кристиан и Эжен. Сейчас Дайна имела на это право, сейчас больше ничего не имело значения. Слепой взгляд скользнул по ее лицу, и Валентин с болезненной гримасой повел головой, отстраняясь от ее руки.

— Как ты? — спросил Эжен, каким-то детским жестом погладив брата по лбу и волосам. — Что с тобой случилось, ты помнишь?

Валентин зажмурился, снова открыл глаза — Дайне казалось, что он пытается опомниться и не может. Из коридора донесся чей-то возглас облегчения. Что, интересно, будут говорить уже сегодня о Дайне и ректоре? Какие сплетни побегут по академии?

Это было неважно. Это не имело значения.

— Нет, — хрипло откликнулся Валентин. — Ты… мой брат.

— Да, — Эжен заглядывал в лицо брата и с каждой секундой его испуг и растерянность росли и росли. — Я твой брат, Эжен. Мы в академии магии. Помнишь?

— Нет, — прошептал Валентин, слепой взгляд снова скользнул по Дайне, и она с ужасом поняла, что Валентин не узнает ее. Смотрит, и вид заплаканной первокурсницы ни о чем ему не говорит. Просто ревущая девчонка, которая ни с того ни с сего решила до него дотронуться. — Меня что-то ударило.

— Тебя пытались убить, — Кристиан провел ладонью над его головой, и воздух наполнился звонким треском серебристых молний. — Вот, остаточная пыль заклинания. Огненный кулак, надо же… Давно его не видел.