Кофе едва не убежал: задумавшись, Александра перестала следить за пеной. Она схватила джезву, поставила ее на стол (столешница была все в круглых ожогах). Достала из пакета сандвич, сливки и сок. Стоило ей поднести к губам чашку с кофе, зазвонил телефон.

— Н-е-ет, — протянула она. — Опять Бойко!

Но она увидела имя Штромма — Александра сохранила тот номер, с которого он звонил ей впервые. Голова разом прояснилась, как бывает в моменты сильного стресса. Александра нажала кнопку ответа.

— Алло! — раздалось в трубке. — Это вы, Саша? Это я, Эдгар, только что прилетел в Москву. Я в Шереметьево еще, жду багаж. Как у вас дела?

В первый миг Александра растерялась. Она допускала версию, что Штромм никуда не улетал, что именно с ним говорила во дворе отеля Ольга, что это он обронил бакелитовую игральную кость. И вот Штромм звонит из Шереметьево… «Хотя он может находиться где угодно и говорить мне все, что вздумается!» — с нарастающим раздражением, которое будил в ней этот человек, подумала Александра.

— Ну так что? — допытывался Штромм. — Почему вы не отвечаете?

— Собираюсь с мыслями, — подала голос Александра. — Уж очень много всего случилось. И мне не хотелось бы говорить по телефону.

— В чем дело? — он почти выкрикнул эти слова. — Что-то с Олей?

— Нет, с Ольгой все в порядке. Насколько это возможно, — невольно прибавила Александра, чем окончательно вывела Штромма из себя.

— Что за недомолвки?! Вы сейчас с ней?

— Я сейчас в Москве, а Ольга в своем доме. Аукцион прошел неудачно. Там устроили целый скандал вокруг ваших знаменитых четок из оттоманского бакелита. Я остановила торги.

— Так, — тяжелым низким голосом произнес Штромм. — Значит, прибыль мизерная?

— Никакой прибыли нет. Мы остались должны аукционному дому. Точнее, Ольга осталась должна. Мне сказали, что ничего не было оплачено — ни аренда зала, ни охрана, ни транспорт. А вы мне сказали, что оплатили все!

— Не может быть! — изумился Штромм. — Вы неверно меня поняли! Я все организовал, и мы достигли договоренности, что оплата поступит после завершения аукциона. На такие уступки никто никогда не идет, но для меня сделали исключение. Собственно, одно мое участие в этом деле было гарантом платежеспособности.

— В любом случае Ольге сейчас придется изыскивать какие-то другие ресурсы, которых, как я понимаю, у нее нет, — отрезала Александра.

— Есть, — бросил Штромм. — Это я. Ну, собственно, другого результата и не ожидалось. Все или есть еще какие-то хорошие новости?

Слово «хорошие» он произнес подчеркнуто иронично.

— Четки пропали.

Александра не ожидала, что у нее так легко вылетит эта фраза. Слова сказались сами собой. Проходили секунды, а в трубке не было слышно ответа. Художница вновь поднесла к губам чашку, сделала несколько глотков. Она с удивлением осознала, что чем больше она узнает о Штромме, тем меньше робеет перед ним. «Врун. Он говорил, что все оплатил, этими самыми словами. Павлин. Любит покрасоваться, распустить хвост, похвастаться своим бескорыстием и благородством. И что-то есть темное в его отношениях с Ольгой. Полковнику я верю, Штромм мог устроить отвратительную сцену из-за ерунды, и это выглядело как дикая ревность. Но никакой интимной связи между ним и Ольгой нет, это видно. Она передавала ему деньги, которые удавалось достать, видимо, это их и связывает… Такие, как он, не любят».

— Я все правильно понял? — после долгой паузы заговорил Штромм. — Вы сказали, что четки украли?

— Неизвестно. Может быть, они случайно потерялись.

— Вы шутите, что ли?! — взвился собеседник. — Потерялись?! Когда? Как?

— После аукциона, — четко отвечала Александра. — Я их не видела с того момента, когда лот был снят с продажи. Человек, который контролировал упаковку и отправку вещей, утверждает, что запечатал коробку с четками и они в целости прибыли к Ольге. Самое печальное, что она расписалась в том, что все получила полностью и претензий не имеет.

— Я к вам сейчас приеду! — внезапно заявил Штромм. — Все, вижу мой чемодан. Будьте дома.

И дал отбой. Александра в сердцах стукнула телефоном о столешницу. Посидела минуту, глядя в никуда неподвижным взглядом. Налила себе сок, распечатала сандвич и тут же положила его обратно на тарелку. Есть не хотелось.

«Это он еще не знает, что я в числе подозреваемых в краже! — мрачно думала она. — А я получила всего треть гонорара…» Ей впервые пришло в голову, что Штромм может отказаться платить оставшуюся часть. Правда, ее вознаграждение никак не было привязано к итогам аукциона… «Но и письменного договора у меня нет», — художница с упавшим сердцем обводила взглядом свою мастерскую. Дощатые стены мансарды, старые покосившиеся шкафы, набитые книгами, ящики с красками, лаками, растворителями, стеллаж с рулонами холста, ветхого и нового, подрамники, тонкие ребра которых белели в дальнем углу, словно остов доисторического чудовища… «Он может просто послать меня, тем более что пропали четки. И хотя это никак не связано с гонораром, все же… Когда я научусь подписывать все соглашения с заказчиком?! Как можно работать на доверии с человеком, о котором ничего не знаешь?!»

Под скошенной стеной мансарды в полутьме что-то поблескивало — обитый жестью угол старого фанерного чемодана. Александра встала, вытащила чемодан на свет и, усевшись рядом на полу, принялась искать в архиве Альбины записи на литеру «Ш». Вскоре на полу перед ней громоздилась разваливающаяся кипа тетрадей и блокнотов. «Если он жулик, то это неизбежно будет отражено в пометках, Альбина всегда их делала. Узнать бы о нем хоть что-то…»

…Через полчаса она с трудом поднялась с пола, разминая затекшие ноги, съела сандвич, прохаживаясь по мастерской, выглядывая то в одно окошко, то в другое. Шел дождь, несильный, неторопливый, под который так хорошо спится. Гроза обошла центр столицы стороной. Переулок был пуст, продуктовый магазин напротив закрылся. Никто не стоял на тротуаре, не смотрел на окна мансарды, но Александра думала об этом незнакомце с куда большей опаской, чем о Штромме.

«Если он действительно был в Шереметьево, его можно ждать через час. Неужели я ничего не найду?» Она вернулась к чемодану, вновь уселась рядом, скрестив по-турецки ноги, и принялась листать слежавшиеся страницы. Еще через двадцать минут все сведения о покупателях и продавцах, чьи фамилии начинались с «Ш», закончились. Об Эдгаре Штромме, известном московском коллекционере, там не было ни единого упоминания.

Александра отряхнула руки от пыли, закрыла крышку чемодана. Она смотрела на него с недоумением, как смотрят на старого друга, не оказавшего поддержку в трудную минуту. «Но это странно… Тем более Штромм знал Альбину, он же сказал, что слышал обо мне от нее. Может, он и тут соврал?»

Стук в дверь заставил ее вскрикнуть. Она взглянула на часы. «Это не может быть Штромм!» Стук повторился, стучали дробно, настойчиво, негромко. Александра встала, подкралась к двери, прислушалась.