Клетка для сверчка - Анна Малышева

Телефон звонил долго, мучительно замирая и вновь воскресая где-то в складках одеяла. Александра, вырванная звонком из сна, ловила его вслепую, не открывая глаз. Наконец нашла, приложила к уху. Услышала незнакомый мужской голос.

— Да! — ответила она. Села и свободной рукой взъерошила коротко остриженные волосы, слежавшиеся за ночь. Сощурилась, ловя взглядом плывущие со сна предметы обстановки мансарды — умывальник в углу, допотопную, разрозненную мебель, маленькие тусклые окна, в которые неохотно просачивался утренний свет. — Да, слушаю!

— Это Александра Корзухина? — повторил мужчина. Его голос звучал с легким металлическим акцентом.

— Именно она, — подтвердила Александра, спуская босые ноги на обрывок старинного персидского ковра, служивший ей прикроватным ковриком. — С кем я говорю?

— Ох, простите! — засмеялся мужчина. — Забыл представиться. Эдгар Штромм. Вы слышали обо мне когда-нибудь?

Такие вопросы всегда ставили Александру в сложное положение. Сказать, что имя незнакомое? Можно обидеть некую знаменитость, известную в узких кругах. Если сказать обратное, легко попасть впросак в дальнейшем. Окончательно проснувшись, она встала и бросила взгляд на старый огромный фанерный чемодан, занимавший целый угол. Там хранилось наследство, доставшееся ей от покойной подруги Альбины, также торговавшей антиквариатом и живописью, — обширный и подробный архив коллекционеров и художников. «Эдгар Штромм там наверняка есть!» Пауза затягивалась.

— Не слышали! — сам себе ответил мужчина, как показалось Александре, даже с некоторым удовлетворением. — Да и не могли слышать, мы ходим разными дорожками, как говорится! Вы занимаетесь картинами, правильно мне сказали?

— Совершенно верно, — с облегчением ответила Александра, осознав, что собеседник не обиделся на ее неведение. — Но не только картинами. Я берусь за все. Времена нынче…

— Непростые, да, непростые времена, — опять довольно весело поддержал ее Эдгар Штромм. — Иначе, думаю, мы бы не встретились. Я занимаюсь только янтарем. Вы, как я думаю, нет, иначе я бы вас знал.

— Ах, вот что… — протянула Александра. — Действительно, это для меня terra inkognita[1].

— Ну а для меня это вся жизнь. — Теперь голос в телефоне звучал совершенно серьезно, без тени иронии. — Увлекся еще мальчишкой, и вот, дожил до седых волос… Ну, это лирика! Давайте ближе к делу. Я хочу вас ангажировать для одного предприятия. На днях состоится любопытный маленький аукцион. Янтарь, люцит и бакелит. Распродается уникальная коллекция.

— Я… — Александра растерялась. — Мне никогда не приходилось иметь дела с этими материалами…

— Знаю, знаю, — успокоил ее собеседник. — Но это как раз совершенно не важно. Вы будете представлять мои интересы в тех рамках, которые я вам обрисую, и только. Гонорар вас не разочарует. Что скажете?

Александра обвела взглядом мастерскую. Теперь, когда совсем рассвело и переулок под окном был полон звуков вскипающей утренней жизни, было особенно заметно убожество этой огромной чердачной комнаты с низким потолком, дощатыми щелястыми стенами, вздувшимся от сырости полом. Груды хлама по углам, подрамники, свернутые и порванные холсты, ящики с красками, кисти, невесть когда замоченные в большой банке с растворителем… Рабочий стол был удручающе пуст. На нем лежало лишь несколько книг и стояла кружка с недопитым кофе. У Александры уже месяц не было заказов на реставрацию, за это время ей удалось перепродать только небольшую коллекцию оловянных солдатиков, вполне заурядную. Она ничего не зарабатывала, а деньги были нужны, очень нужны. Особняк на Китай-городе, в мансарде которого она жила уже пятнадцать лет, шел под реконструкцию. То, чего так боялись населявшие его художники и скульпторы, произошло: всех выселили вместе со всем рабочим скарбом. Из мастерских уцелела только одна, та, где теперь оставалась Александра. Ее соседи разъехались, найдя себе новые помещения для работы. Александре съезжать было некуда и не на что.

— Давайте встретимся сегодня, — прервал молчание Эдгар Штромм. — Я чувствую, вы сомневаетесь. Не стоит! Я все объясню, и вы поймете, что вам совсем необязательно разбираться в янтаре и старых пластиках, чтобы сотрудничать со мной.

— Я не сомневаюсь! — поспешила заверить Александра. — Просто пытаюсь понять, что я обо всем этом знаю. И понимаю, что не знаю ничего!

Штромм рассмеялся в трубку. Его голос, когда он заговорил, звучал покровительственно:

— Я бы рад тоже ничего об этом не знать, поверьте! Давайте позавтракаем вместе? Я только с самолета и страшно голоден. Не рискую есть в самолетах, знаете ли…

— С удовольствием! — окончательно решилась Александра. — Куда мне подъехать? Где мы встречаемся?

— Никуда ехать не надо! — остановил ее Эдгар Штромм. — Я сижу в кафе, наискосок от вашего дома. Снаружи. Выйдите, посмотрите направо и увидите меня. Жду!

И не успела она опомниться, как разговор прервался. Александра еще несколько секунд смотрела на замолчавший телефон, как будто он мог дать ей недостающие сведения. «Этот Эдгар Штромм знает, где я живу, и не поленился подъехать к дому… Значит, я ему очень нужна». Далее теснились приятные мысли о гонораре, но им очень мешал вопрос, постоянно всплывающий, пока Александра умывалась, нетерпеливо подставляя ладони под тонкую струйку воды (воду на днях должны были отключить), одевалась и с волнением смотрелась перед выходом в зеркало. «Почему именно я?» — спрашивала она себя, запирая дверь мастерской и торопливо спускаясь по лестнице, будя каблуками гулкое эхо, какое живет только в пустых, брошенных домах. «Почему ему нужна именно я?»

* * *

Май только начался, и по утрам было еще свежо. Но в кафе наискось от дома Александры уже натянули тенты и поставили столики на улице. Штромма она увидела сразу — он был единственным посетителем. Перед ним стояла чашка кофе, к которой он не прикасался, пристально глядя на подходившую к нему женщину. Когда Александра приблизилась, Эдгар Штромм встал и слегка, как ей показалось — делано учтиво, поклонился.

— Рад видеть. — Он протянул руку, и Александра пожала ее. — И очень рад, что застал вас в Москве.

— Я тоже рада знакомству, — скованно ответила Александра и присела к столу. — Хорошо, если смогу помочь…

К ним вышел официант, Александра ткнула в меню, заказав кофе. Штромм продолжал пристально разглядывать ее, словно оценивая по частям, и это ее очень смущало.

— Кофе, и все? — спросил он. — Так дело не пойдет. Здесь несколько лет назад делали чудесные блинчики. У вас есть блинчики? — обратился Штромм к официанту. Получив положительный ответ, кивнул: — Мне и даме.

Когда официант удалился, Штромм продолжал, сверля Александру взглядом: