Мне стало ужасно стыдно. Как я могла вообще вчера подумать, что Бруно — шпион? По нему сразу видно — честный, порядочный и не способный ни на какую подлость. Получается, предложение — шутка его бабушки? Но зачем ей это? Старые счеты, еще с пансиона? Для такой аристократической семьи чрезмерная злопамятность. Слишком долго пришлось ждать, чтобы их свести. И почему со мной? Да и что такого могла в пансионе сделать моя бабушка, чтобы бабушка Бруно горела желанием отомстить до сего времени?

До обеда я все думала, думала, но так ничего не смогла понять. Даже не решила, говорить ли Бруно про этот ужасный случай или нет. Ведь такого воспитанного фьорда непременно расстроит, если окажется, что его бабушка действительно так некрасиво поступила. Но, с другой стороны, если какой-то жулик выдает себя за представителя их семьи, наверное, все же нужно рассказать, чтобы семья могла защитить свою честь?

К обеду я вернулась в госпиталь. От занятий меня освободили, но была еще работа. Не могу же я допустить, чтобы Лусия за меня ее делала? Я ночь не спала по собственной глупости. Как хорошо, что я ни с кем не поделилась своими размышлениями о шпионах, кроме как с комендантом, а ему по должности положено хранить секреты.

— Дульче, ну и видок у тебя, — сказала Лусия, когда я зашла к ней, перед тем как подняться в свое отделение.

— Я плохо спала.

— А все потому, что плохо ешь, — заявила она, и в тарелку, которая уже стояла передо мной, плюхнулся второй кусок мяса. Даже больше первого. — И перед сном не гуляешь. Вот погуляла бы с Рамоном, как он предлагал, сразу сон бы наладился. Он целитель, он видит, чего тебе не хватает.

Я чуть не сказала, что если судить по его поступкам, то не хватает мне шоколада, причем очень сильно не хватает. Настолько сильно, что мой организм его уже и вместить не может. Но суп так аппетитно пах, а говорить с набитым ртом не только неприлично, но и не слишком удобно, поэтому я просто махнула рукой и приступила к обеду.

Лусия ворчала на мое нехорошее поведение и говорила, какой Кастельянос замечательный и как мне повезло, что он мне хочет помочь. И тут я поняла, что мне есть, что ответить. Бруно вчера сказал, что я его девушка, а значит, гулять вечерами мне теперь будет с кем. Я невольно заулыбалась, и сменщица умиротворенно сказала:

— Да, будущей фьордине Кастельянос повезет.

До будущей фьордины Кастельянос мне не было никакого дела. Кроме того, если он продолжит столь активно помогать всем пришедшим в отделение, у него совсем не останется времени, чтобы заниматься собственной личной жизнью.

— Ему ее еще найти надо, а он не торопится, — сказала я, отодвигая опустевшую тарелку. — Спасибо, Лусия, я побежала.

— Как это — побежала? — встрепенулась она. — А второе? А договорить про Рамона? Как это — еще найти надо?

— Второе в меня не влезет. А личная жизнь фьорда Кастельяноса меня не касается.

Лусия растерянно захлопала глазами. Было это довольно уморительно, но я не стала на нее долго смотреть, а выскочила из столовой, пока она не опомнилась. Меня несколько удивила ее реакция на то, что второе в меня не войдет. Сама накладывает огромные порции, а потом требует, чтобы я съела еще хоть что-то! Я растягиваться не умею, а желудок у меня сейчас наполнен так, что еще немного — и может лопнуть. И то, что в госпитале мне окажут немедленную помощь, еще не значит, что я согласна так рисковать.

До своего рабочего места я и дойти не успела, как на моем пути возник тот, кого мы с Лусией только что обсуждали. Фьорд Кастельянос был очень встревожен.

— Дульче, мне сказали, что ты заболела, — трагическим голосом возвестил он. — Ты совсем о себе не заботишься.

— Утром я себя чувствовала не очень хорошо, но сейчас все прошло.

Я попыталась его обойти, но не тут-то было. Он заступил мне дорогу, словно я была вражеской армией, а он — единственное препятствие на ее пути к Фринштаду.

— Дульче, тебе надо срочно обследоваться. Вдруг это начало серьезного заболевания?

— Фьорд Кастельянос, я просто перенервничала и не могла уснуть. Но теперь все выяснилось, и оснований для беспокойства больше нет.

— И все же я настаиваю. Прямо сейчас, чтобы отмести все сомнения.

— Прямо сейчас у меня работа, — ответила я, все же несколько смущенная его беспокойством о моем здоровье, — так что не могу. Да и не нужны никакие исследования.

— Тогда сразу после окончания твоей смены, — твердо сказал он. — И я прослежу, чтобы ты не забыла и не ушла раньше времени.

И слово свое он выполнил: сопровождал меня весь день, будто у него никаких других дел не было. Лучше бы лишний раз зашел в палату к пациентам, которые в буфетной испуганно на него посматривали и торопились побыстрее поесть и уйти с линии огня, то есть его взгляда. И никакие мои уговоры в ненужности обследования его не пронимали. Я уж стала опасаться, что не избежать мне этой избыточной проверки здоровья, как вдруг в дверном проеме возник Бруно с цветами и сказал:

— Дульче, привет!

— Привет, — радостно сказала я и даже шагнула в его сторону.

— Фьорда Кихано, вы куда? — скучным голосом сказал Кастельянос. — У вас рабочее время, между прочим, а после него — обследование.

— Да не нужно мне никакого обследования.

— А я считаю, что нужно. Кто из нас двоих целитель?

Целитель, конечно, он. Но он не был мной и не чувствовал, как сейчас все внутри меня пело от радости, а последствия бессонной ночи ушли, словно ничего и не было. Да и фьордина Каррисо ни на какое обследование меня направлять не собиралась. А у нее опыта ничуть не меньше, чем у Кастельяноса.

Но я не успела этого сказать.

— Дульче, тебе все еще нехорошо? — обеспокоенно сказал Бруно. — Тогда непременно надо обследоваться. Но только… — Он почему-то подозрительно посмотрел на Кастельяноса и добавил: — У целителя женского пола. Мою девушку я всяким мужланам не доверю.

— Какая разница, какой пол у целителя? — мрачно спросил Кастельянос. — И когда это фьорда Кихано успела стать вашей девушкой? Да вам самому еще лечиться надо и не мешать другим заниматься своим делом.

— Вы же его выписали, — обеспокоенно сказала я, — и сказали, что с ним все в порядке.

— У нас только магические повреждения лечат, — ответил Кастельянос. — А фьорду, который представляет себя кастрюлей, нужны совсем другие специалисты. По…

И он выразительно постучал себя по лбу.

Мне пришло в голову, что он и обо мне такое думает, и я возмущенно на него посмотрела. Да мы просто проверяли, могут ли использоваться тележки в качестве транспорта в критической ситуации!

— Фьорд Кастельянос, — холодно сказал Бруно, — я вам очень признателен за все, что вы для меня сделали, но если вы продолжите меня оскорблять, я могу забыть о своей признательности, и вам тоже придется лечиться в другом отделении. Где сращивают переломы.