Я набрался терпения и стал ждать, усиленно стараясь заставить шелохнуться хотя бы ресницу. Сколько прошло времени — не имею понятия, но в конце концов одно веко приподнялось, и я понял, что сижу в темном чулане. Глаза постепенно привыкли к темноте. Я сориентировался в силуэтах и восстановил по ним образы реальных вещей. Вдруг распахнулась дверь, и меня ослепил сноп света.

— Он очнулся, — раздался громкий голос над моей головой.

— Шеф хочет видеть эту падаль. Потащили! — приказал кто-то.

Я почувствовал, как меня подхватили сильные руки и поставили на ноги.

— Шевели копытами, легаш! — издевательски прошипели мне в ухо.

Мозг, как ни странно, подчинился чужой команде и ожил. Глаза вскоре стали различать цвета, а потом и оттенки.

Меня волокли два мужика амбалоподобной внешности. Впрочем, кого еще держать на положении шестерок?.. Мы двигались по длинному коридору, изумрудные стены которого украшали канделябры с электрическими свечами. Пол устилала красная ковровая дорожка.

Интересно, как далеко нам идти?..

Сила постепенно возвращалась в тело, но я старательно изображал из себя неудачный холодец. Меня внесли в широкую залу, в центре которой стоял бильярдный стол. Возле него с кружкой пива и кием прогуливался тот самый мужик, что выключил мою персону возле Биржи. Он выглядел чрезвычайно довольным: время от времени отставлял пиво, долго примеривался и разгонял шары по столу.

— Отпустите господина Туровского, — распорядился незнакомец, которого я пообещал при случае прикончить.

Его послушались. Я почувствовал свободу и сделал пару шагов без посторонней помощи.

— Не хотите сыграть, господин Туровский? — предложил специалист по отравлениям.

— После нашей первой встречи у меня как-то перед глазами двоится, — с обидой заявил я.

— Ничего, это скоро пройдет, — пообещал отравитель. — Берите кий. Мне даже интересно. Нынче ведь достойного противника днем с огнем не сыщешь.

Я принял кий, окинул скептическим взглядом мужика, а заодно и осмотрелся.

За окном не прекращался ливень. Может, в отключке я провалялся не слишком долго? Если, конечно, дождь не из разряда тех, что льют неделями…

Продвигаясь медленно вдоль стола, я оценивал положение шаров, раздумывая между делом, как мне уйти из этого дома по собственной воле и желательно не ногами вперед. Планы появлялись один бредовей другого…

— Смелее, господин Туровский! Не бойтесь меня обидеть — у вас это все равно не получится! — подбодрил меня незнакомец.

— Да я и не боюсь особо… — Первый шар после моего удара влетел в лузу.

— Хорошо, господин Туровский. Для начала я бы даже сказал — отлично! — оценил незнакомец. — Вы, наверное, ломаете голову, кто я такой и как вы здесь очутились? А также зачем мне это надо?

— Вы умеете читать мысли, не знаю уж, как там вас? — Я вкатил второй шар в лузу от борта.

— К сожалению, читать мысли не обучен… Но давайте поразмыслим! Вполне возможно, эмпирическим путем мы найдем ответ, кто я и чего хочу от вас.

Незнакомец явно собирался со мной поиграться. Нашел мышку, господин кот! Только вот по зубам ли?

— Почему бы и нет? Давайте! — согласился я.

— С кем вы должны были встретиться, Туровский?

Я мазанул: шар со скоростью торпеды устремился к лузе, но точно не вписался и отрикошетил от борта.

— А если ваш вопрос останется без ответа, эмпирический путь поможет вам установить этого человека? — осведомился я.

— Безусловно! — Незнакомец лег на стол и закатил подставу.

— И кого же вы имеете в виду?

Мы походили на двух аристократов, которые возникшие разногласия способны решить путем интеллектуальной дуэли.

— Валерия Соломаха.

Видно, удивление мое было слишком велико, чтобы я мог его скрыть.

— Я все знаю, господин Туровский. Даже знаю, зачем вы должны были встретиться с моим отцом.

Нокдаун… Виртуальный рефери склонился надо мной и начал отсчет… Восстановить бы дыхание!

— Вы, может быть, слышали, что контора моего отца называется «Соломах и сыновья»? Я и есть старший сын Иннокентий Соломах.

Интересно, зачем я потребовался сыну Соломаха?.. Мне и не вспомнилось, каким тоном я разговаривал с Валерием и на что ему прозрачно намекал.

— Слышал о гибели вашего отца. Примите мои соболезнования…

Иннокентий взорвался, ударил кием по столу — только щепки разлетелись!

— И ты, сука, соболезнования мне приносишь?! Я не понял, что послужило причиной для такой реакции, и благоразумно промолчал.

— Зачем ты убил моего отца?! — проревел Соломах, как раненый медведь.

Далеко зашла болезнь, однако… Лучше молчать.

— Эта мерзкая сука ведь обещала, что после последней проплаты ничего не будет!!! С какого рожна ты появился на горизонте?!!

Для начала неплохо бы установить, кто та «мерзкая сука» и что меня с ней связывает.

Иннокентий несколько поуспокоился, перевел дыхание и проковылял к креслу в дальнем конце комнаты.

— Зачем ты хотел встретиться с моим отцом?

— Это касается нас с твоим отцом, и больше никого! — резко бросил я. " Ответ Соломаху не понравился.

— Как ты умудрился пробраться в наш дом? Хотелось бы знать точно, что мне инкриминируют… Неужели, гражданин начальник, убийство шьешь?

— По-моему, мы говорим на разных языках.

— Отведите его обратно. Может, образумится со временем! — распорядился Иннокентий.

Чувствуя, что последняя надежда на спасение без активного силового вмешательства исчезает окончательно, я увернулся от рук амбала и предложил Соломаху:

— Может, наладим конструктивный диалог? Предложение Иннокентию понравилось. Жестом он остановил подчиненных.

— Давай наладим, — согласился он. — Ты с моим папашкой девчонку не поделил?

— Можно сказать и так.

— И из-за нее убил моего отца?

— Не трогал я твоего отца! Он мне даром был не нужен!

— Зачем же тогда угрожал ему, вынуждал к встрече?

— Хотел узнать, что связывало его и Иоланду Городишек, — честно признался я.

— Как будто не знаешь, — не поверил Соломах. — Вижу, не хочешь ты разговаривать откровенно!

Он кивнул, и ко мне придвинулись амбалы. Я позволил подхватить себя под руки. Меня вывели в коридор и поволокли к знакомой уже кладовке. Открывавшаяся перспектива, откровенно говоря, не радовала: меня продержат в чулане еще несколько часов, возможно с тряпкой, пропитанной тошнотворной дрянью, на лице, затем отволокут к Соломаху, который никогда не поверит в мою непричастность к смерти его отца. Стало быть, нужно выворачиваться по дороге.