О господи, как глупо метались они по полянке, подбираяпоследние, самые незначительные остатки своего пиршества, и следов, разумеется,при этом оставили столько, что даже самый заслуженный Мухтар, Мухтар-пенсионер,давно утративший всякий нюх и не отличивший бы по запаху кошку отсобаки, – и тот, конечно, смог бы взять их след, а потом долго ибестолково мотался бы по этому следу по Щелковскому хутору: от линииэлектропередачи к роднику, оттуда к озеру, потом к деревне Кузнечиха, и снова козеру, и к ЛЭП, и к гаражам, и в обход к улице Медицинской… И след бы этотоборвался на остановке трамвая номер пять, куда вышли наши бродяги уже без руки без ног, с полубезумным видом, на который, по счастью, уже просто некому былообратить внимание, кроме полусонной кондукторши, а она такого в жизнинавидалась, что нам и не снилось!

И над ними постоянно, словно дамоклов меч, виселанеобходимость позвонить в милицию и сообщить о своей страшной находке. Как ниненавидели наши друзья того, кто стал теперь трупом, как ни боялись за своюсудьбу, а все же невыносима была мысль о том, что он сидит там – совсем один, искоро, совсем скоро если не мухи, которые уже спят крепким зимним сном, точерви, безглазые, бессонные могильные черви начнут…

Стоп. А вот этого не надо, ибо желудок уже и так стучится вгорло все настойчивей.

По закону столь любимого детективщицей Дмитриевой жанра«отползали», рассредоточась: на трамвае номер пять уехали Леонид с Инной, аАлена для конспирации потащилась аж на проспект Гагарина и там черт знаетсколько времени топталась на остановке, ожидая свою маршрутку. Наконец онадобралась до дому, содрала с себя одежду, пошвыряв ее где попало, и, даже неприняв душ, плюхнулась в постель.

Но театр абсурда на этом не кончился, и жизнь преподнесланашей героине еще один, завершающий пинок!

Внезапно раздался звонок в дверь. Алена, которая уженежилась в объятиях Морфея, подскочила, как будто этот самый Морфей вдругперестал быть нежным и с оттяжкой ущипнул ее за бок. Звонки не унимались, болеетого – Алене почудилось, что в замочной скважине ворочается ключ.

Открыть дверь было невозможно, потому что она была заложенаизнутри на тяжеленную, бронзовую, антикварную задвижку, да и сама дверь быламеталлическая, двойная, сейфовая, уязвимая только для гранатомета, а может,неуязвимая и для него, поэтому писательница без опаски подобралась к ней ивыкрикнула дрожащим голосом:

– Кто там?!

– Откройте! Милиция!

Все…

Алену шатнуло к стене, она сползла на пол и села, уткнувшисьв колени.

Значит, все их заячьи петли и лисьи хитрости по заметаниюследов оказались напрасны. Ее нашли. За ней пришли.

Как быстро!

Наверное, сыграл-таки свою роль тот звонок по номеру 02 иззаброшенного телефона-автомата. Думали, если не станут звонить по своиммобильникам, то их не вычислят. Думали, если позвонят по телефонной карточке,завалявшейся в кармане Леонида, их невозможно будет проследить.

Проследили!

Или они все же оставили что-то там, на поляне?

Интересно, Тюлениных уже забрали, или можно попытатьсяуспеть их предупредить? Успеть позвонить им, чтобы…

Чтобы что? Выходили с поднятыми руками? Спускались черезбалкон по пожарной лестнице и ударялись в бега? Пускали пулю в лоб?

– Елена Дмитриевна! – гулко грянуло из-за двери. –Вы что, не слышите? Откройте дверь!

Алена озадачилась.

Елена Дмитриевна? Ну да, по паспорту это она – ЕленаДмитриевна. Странно, что ее называют по имени-отчеству, а не весомо, грубо,зримо – гражданка Ярушкина!

– Что вам нужно? – простонала она умирающим голосом.

– Елена Дмитриевна, вы почему не позвонили на пульт?

Что означает распространенное выражение «в зобу дыханьесперло», Алена осознала именно сейчас.

Господи!.. Да ведь она забыла снять квартиру с сигнализации!И теперь приехали мужики из отдела охраны!

Непослушными руками она поскорей отперла дверь, и только впоследнюю минуту мысль о том, что это может быть пошлая уловка хитромудрыхментов, пришедших ее вульгарно арестовать, толкнулась в ее сознание, но былоуже поздно – дверь открылась, и пара кряжистых парней в бронежилетах поверхформы ввалилась в узкий коридор Алениной квартиры.

– Паспорт давайте, – сурово молвил ??дин, вынимая из-подбронежилета книжечку квитанций. Второй охранник подал ему обгрызенную с концашариковую ручку, также надежно хранимую под броней. – Штраф будемвыписывать.

Алена понурилась, но вовсе не для того, чтобы ее повиннуюголову не сек меч ответственности за ложный вызов, а чтобы скрыть безмерноеоблегчение, которое просто-таки аршинными буквами было написано на ее лице.Достала из сумки паспорт, потом смиренно выслушала выговор, приняла квитанциюна шестьдесят рублей штрафа…

– Извините, ради бога, – сказала она смиренно. – Ябольше не буду! Честное слово!

– Вы это уже говорили, – вмешался второйохранник. – Я помню. Месяц назад. И пижама на вас была та же самая.

Только сейчас Алена спохватилась, что, выскочив из постели,даже не набросила на себя халат. Впрочем, сейчас это никакой роли не играло,так же как и месяц назад, когда она впервые продемонстрировала охранникам своюпижамку.

Наконец мужики в бронежилетах ушли, и писательница наподгибающихся ногах снова потащилась в койку. Путь ее лежал мимо тяжелогосерванта, на нижней полке которого стоял антикварный, пузатый, оплетенныйзатейливой бронзовой сеткой графинчик. В этом графинчике Алена держала бренди –любимый ею бренди «Дар Темрюка», который она покупала в магазине «Вина Кубани»на Варварке. И сейчас она не смогла придумать ничего лучшего, как взять изсерванта этот графин, вытащить плотно притертую пробку и сделать прямо изгорлышка порядочный глоток.

Ох, как стало хорошо, чудно и спокойно! Перестал ныть зубпод коронкой, донимавший Алену уже вторую неделю, притупилось острое сознаниесобственного идиотизма, голова стала легкой-легкой, и все страшные картинынынешнего вечера словно бы эмигрировали куда-то из ее сознания… Увы, оттуда,где они надеялись обрести новое место жительства, их вскоре завернулитаможенники, и они вновь принялись колотиться в бедную, больную головузадремавшей писательницы… и терзали ее до самого утра, вернее, до полудня, ибо,когда она заставила наконец себя посмотреть на часы, стрелки уже сошлись надвенадцати, и это была отнюдь не полночь.

И в то же мгновение, словно ожидая, когда мающаяся спохмелья писательница разомкнет воспаленные вежды, раздался звонок.

– Алло? – слабо выдохнула Алена.