– Вахромеев слушает, – произнес Петр Степанович будничным спокойным голосом, как будто ничего не произошло, – слушаю вас. Кто это?

В трубке молчали.

Вахромеев швырнул трубку на аппарат. Он был переполнен чувствами, причем неизвестно, чего больше было в его душе – злобы или страха.

Телефон снова зазвонил. Петр Степанович несколько секунд не решался снять трубку, глядел на нее, как на гремучую змею, наконец он преодолел страх и ответил:

– Вахромеев слушает.

– Петр Степанович? – промурлыкал в трубке женский голос, явно незнакомый и скорее всего измененный, – Петр Степанович, у вас в кабинете есть телевизор? Включите его, пожалуйста.

– Кто говорит? – прервал женщину Вахромеев охрипшим от волнения голосом. – Кто это? – Но в трубке уже слышались короткие гудки.

Петр Степанович включил телевизор, пролистал каналы. На пятой Петербургской программе популярная телеведущая Жанна Балконова беседовала с одним из руководителей городского Управления внутренних дел.

– Николай Иванович, есть ли какие-нибудь новые факты по делу о гибели профессора Шереметьева?

– Я понимаю ваш вопрос, – заговорил мордатый полковник, профессионально пряча глаза, – гибель известного профессора обеспокоила общественность города, к нам обращались и родственники покойного, пока новых фактов по этому делу не обнаружено, но следствие ведется…

– Простите, Николай Иванович, – перебила его журналистка, – по имеющимся у нас сведениям, свидетель, который сообщил о том, что профессор якобы часто приезжал в дом гражданки Сидоровой, отказался от своих показаний…

– Я понимаю ваши сомнения, – забубнил полковник, при этом глаза его разбежались в разные стороны, – действительно свидетель Хряпин частично опроверг свои ранее данные показания, но этот гражданин вообще не вызывает доверия у следствия, поскольку страдает хроническим алкоголизмом и неоднократно находился на принудительном лечении в лечебно-трудовом профилактории…

– Николай Иванович, – снова прервала полковника журналистка, – если этот свидетель не вызывал доверия, почему же первая версия событий опиралась исключительно на его показания? Ведь только с его слов известно, что профессор Шереметьев приехал в поселок Нелидовку за несколько часов до пожара. Может, этот пожар был результатом поджога и имел своей целью скрыть убийство профессора?

Полковник начал медленно сползать под стол. Глаз его уже вообще не было видно. Однако молчать в прямом эфире никак нельзя, и он обиженно забубнил:

– Я понимаю озабоченность общественности в вашем лице проблемой преступности в городе и, в частности, следствием по делу о трагической гибели профессора Шереметьева, но у общественности нет никаких причин для беспокойства. Следствие продолжается, у нас появились новые факты, которые проливают свет на это трагическое происшествие…

– Какие факты? – сделала стойку журналистка.

– Ну, пока в интересах следствия я не вправе их разглашать, но как только появится такая возможность, обещаю вам, что вы узнаете самыми первыми…

– Ловлю вас на слове, – ответила ведущая, и тут же ее лицо на экране сменилось заставкой рекламного блока.

Пока на экране чистили зубы, жевали «Орбит», стирали блузки и писали в памперсы, Вахромеев находился в ступоре, потом опомнился, выключил телевизор, но еще долго сидел, тупо уставившись в темный экран. Его вывел из оцепенения вновь затрезвонивший телефон.

Как приговоренный к казни, Петр Степанович снял трубку и обреченно произнес:

– Вахромеев слушает.

– Петр Степанович, – промурлыкал прежний голос, – ну как, понравилась вам передача?

– Кто это говорит?! – рявкнул Вахмистр, оправдывая свое прозвище.

– Я думаю, вы догадываетесь, – мурлыкнула трубка, – как вам кажется, заинтересуют их показания свидетеля, который видел профессора в день его трагической смерти вовсе не в поселке Нелидовка, а в городе, на улице академика Ландау? Как вы думаете, не свяжут ли они его трагическую смерть с экспертизой, которую он должен был провести?

– Замолчите! – крикнул Вахромеев. – Кто вы? Откуда вы все это знаете?

– Кто я, вы знаете, – повторила женщина. Голос ее поскучнел, – а замолчать… Вы пробовали заставить меня замолчать. Пока у вас ничего не вышло.

– Чего вы хотите? – промолвил Петр Степанович утомленным голосом. Он действительно почувствовал вдруг, что устал, смертельно устал.

– Чего я хочу? – переспросила женщина. – А как вы думаете, чего я хочу?

– Денег? – спросил Вахмистр.

– Да, вы угадали. Я хочу денег. Но очень, очень много денег. Я хочу половину той суммы, которую обещали вам шведы…

– Замолчите! – испуганно вскрикнул Петр Степанович. – Вы с ума сошли! По телефону!

– Но вы же сами спросили меня, чего я хочу. – В голосе женщины явственно слышалась насмешка.

– Да у меня сейчас и нет таких денег! Где мне взять такую огромную сумму?

– Естественно, таких денег у вас нет, – голос женщины стал холодным, как отключенный отопительный радиатор, – шведы не дураки, чтобы давать такую взятку авансом… Ладно, ладно, молчу! – прервала она сама себя, почувствовав даже по молчанию Вахромеева, как нервирует его всякое упоминание о шведах. – Я понимаю, что сразу таких денег заплатить вы не сможете, для начала вы заплатите мне совсем немного, скажем, десять тысяч долларов.

– Вы считаете, что это совсем немного? – язвительно спросил Вахромеев.

– Да, и вы тоже так считаете, – ответила его невидимая собеседница, – во всяком случае, когда такую сумму попросила у вас ваша сердечная привязанность Лерочка Богуславская, вы не стали жмотничать и тут же выложили ей денежки… А когда ваша благоверная Антонина Васильевна пронюхала про ваши рождественские развлечения в Стокгольме, вы, чтобы успокоить разбушевавшуюся супругу, выдали ей аж двадцать тысяч «зеленых» на ремонт новой квартирки ее племянника…

– Да кто же вы, черт бы вас побрал! – заорал в трубку Вахромеев. – Откуда вы все это знаете?

– Кто я – вам прекрасно известно, вы давно уже следите за мной и знаете обо мне очень много, почти все… А откуда мне это известно – неважно, у каждой женщины должны быть свои маленькие тайны. И это не должно вас интересовать. Давайте лучше обсудим, где и как вы передадите мне деньги…

При выезде из города дождь, как по волшебству, прекратился. Быстро сохнувшие лужи блестели в лучах выглянувшего робкого еще солнышка. «Девятка» Андрея быстро неслась по гладкому шоссе, и хоть по сторонам дороги деревья стояли еще голые, но мне казалось, что все вокруг зеленеет и птички поют. Может, теперь всегда, когда я с Андреем, будет хорошая погода?

Андрей спросил, что же случилось на перекрестке, но я отшутилась. Незачем ему рассказывать, да и теперь, в машине, рядом с ним, я придавала гораздо меньше значения несостоявшемуся покушению. Нет, я, конечно, понимала, что избежала смерти под колесами и что это было именно покушение, а не просто наезд по причине пьянства или глупости водителя, но рядом с Андреем мне совершенно не хотелось думать о неприятном.