Петр Степанович медленно, тяжело ступая, поднялся по ступенькам на неподвижный деревянный помост. Здесь он затаится и будет ждать шантажистку, здесь он встретит ее. Он не верил в ее басни о спрятанных в надежном месте показаниях – эту сказку рассказывают все шантажисты, чтобы обеспечить свою безопасность, а на самом деле – редко удается найти по-настоящему надежную страховку. Да если она и сумела надежно припрятать какие-то показания и после ее смерти они попадут, допустим, в прокуратуру – Вахромееву хватит влияния, чтобы изъять эти документы и притушить любой скандал… Конечно, придется делиться деньгами и влиянием, но в сложившейся ситуации это неизбежно.

Вдруг он вздрогнул: на дальнем конце помоста в деревянном игрушечном автомобиле кто-то сидел.

Вахромеев задохнулся, сердце его неистово и тоскливо забилось. В редеющем предрассветном мраке четко вырисовывалась хрупкая женская фигура в куртке с капюшоном. Выходит, эта девка перехитрила его, тоже приехала на место встречи раньше назначенного времени? Но это ей не поможет!

Вахмистр вытащил из кармана тяжелый тупорылый пистолет. Несколько лет назад он на всякий случай велел Палычу купить для него оружие без предыстории, не замешанное ни в каком криминале, нигде не числящееся. На всякий случай. И вот этот случай наступил.

Холодная тяжесть оружия успокаивала, внушала уверенность в своих силах. Он поднял пистолет, снял с предохранителя, нажал на спусковой крючок… В утренней тишине выстрел прогремел оглушительно, отдача сильно качнула Вахромеева, он еле устоял на ногах. Кажется, он промахнулся – во всяком случае, фигура в машине не шелохнулась.

Зато сразу после выстрела, как по команде невидимого режиссера, заработала карусель. Медленно набирая обороты, деревянная платформа начала вращаться. Одновременно под крышей аттракциона загорелись гирлянды разноцветных лампочек, осветив ярко раскрашенных резных деревянных зверей, игрушечные автомобили… Заиграла веселая музыка, отблески вращающихся зеркал замелькали по темной площадке дикими фантастическими огоньками.

Вахромеев схватился за шею деревянной лошади, чтобы удержаться на ногах, не упасть с вращающейся платформы. Его взгляд был прикован к женской фигуре на другом конце карусели. Снова подняв пистолет, он выстрелил, но ускоряющееся вращение не давало тщательно прицелиться, и пуля снова прошла мимо. Женщина в капюшоне даже не пошевелилась – неужели она так уверена в своем везении и так спокойна за свою жизнь, что не уворачивается от пуль?

С трудом переставляя ноги по движущейся платформе, Вахромеев пошел к ней. Стреляя на ходу раз за разом в эту ужасную женщину, сломавшую его жизнь и даже не боящуюся его. Он подходил к ней все ближе и ближе, с трудом удерживая равновесие на вращающемся полу, уходящем из-под ног. Голова кружилась все сильнее, и сердце с отвратительной тоскливой болью билось где-то в горле. Он подошел к ней уже совсем близко и наконец, уже почти в упор наводя пистолет, разглядел ее лицо.

Это было лицо старухи, давно и безнадежно мертвой старухи. Лицо было покрыто трупными пятнами. Мертвые глаза, которые никто не удосужился закрыть заботливой рукой, смотрели на Вахромеева белесой тусклой пустотой смерти. Уже начиная понимать, что он попался в расставленную кем-то ловушку, Петр Степанович палил в мертвое лицо – раз и еще раз… Карусель вращалась все быстрее, и бравурная мелодия била его по барабанным перепонкам, сводила с ума…

И вдруг, приглушив и перекрыв яркое мелькание разноцветных лампочек, площадку залило сияние мощных прожекторов, а музыку перекрыл звонкий женский голос:

– Мы ведем репортаж из Приморского парка, куда наша группа выехала в такое необычное время по звонку человека, пожелавшего остаться неизвестным. Мы еще не знаем, свидетелями чего стали, но мы видим, как на наших глазах пожилой человек, удивительно похожий на начальника Государственного строительного управления Петра Степановича Вахромеева, застрелил из пистолета неизвестную женщину… Петр Степанович, вы хотите сделать какое-нибудь заявление?

Петр Степанович с тяжелым стоном отвернулся от мертвой старухи и посмотрел на площадку перед каруселью. Карусель вращалась так быстро, что он едва смог разглядеть яркий автобус с надписью «Телевидение», людей с осветительной техникой и камерами и девушку в спортивной куртке. Вахромеев снова поднял пистолет и выстрелил в этот женский силуэт, в котором для него воплотились в эту секунду и девушка-шантажистка, подло перехитрившая его, и мертвая старуха, которая сумела так его напугать, и сама эта телеведущая, которая из его трагедии хочет сделать развлечение для тысяч тупых обывателей… Боек пистолета сухо щелкнул, но выстрела не последовало – он уже расстрелял все патроны в мертвую старуху, ничем перед ним не провинившуюся, но телевизионщики сумели заснять и этот кадр – попытку выстрелами заткнуть рот средствам массовой информации.

Тяжелая тупая боль сдавила грудь Петра Степановича. В глазах его потемнело, он широко разевал рот, пытаясь вдохнуть, но воздух стал вдруг твердым и кололся, как битое стекло, и только разрывал легкие, не наполняя их… Деревянная платформа окончательно ушла из-под ног, в груди Вахромеева что-то взорвалось, и он без сознания упал на доски карусели.

Два дня я провалялась дома – колено распухло, и на ногу было не ступить. Мама делала мне примочки и компрессы и строго-настрого запретила выходить из дома – когда кто-то в нашей семье болеет, она становится совершенным деспотом. Но я и сама никуда не собиралась, потому что позвонила Андрею, и он сказал, что главный редактор зарядил его на срочное задание, так что наше расследование придется отложить.

Вечером второго дня отец позвал меня к телевизору.

– Смотри, что показывают! Наши власти-то совершенно с ума сбрендили!

Я пришла и не поверила своим глазам. Показывали городок аттракционов в парке. Там бегал какой-то человек, стрелял, потом вдруг упал, да так и остался недвижим. Ведущая довольно сухо и лаконично сообщила, что неизвестный устроил на рассвете стрельбу в парке и даже пытался стрелять в сотрудников группы теленовостей, но никого не ранил, поскольку к тому времени пистолет был разряжен. После того, как неизвестный понял, что стрелять ему больше не из чего, он упал и был отправлен в больницу с диагнозом «обширный инфаркт».

– Ничего не понятно, – я пожала плечами, – кто такой этот псих? И как там оказалось телевидение? Они что – заранее знали, что он будет стрелять?

– Вроде бы телеведущая сказала, что их вызвали, – неуверенно заговорил отец.

Я похромала было к себе, но по дороге сняла трубку зазвонившего телефона.

– Ты смотрела новости? – От голоса Андрея я мгновенно приободрилась, и даже нога перестала болеть.

– Смотрела, но не поняла, какое это имеет ко мне отношение, – ответила я тоном, совершенно недопустимым для делового разговора. Мне хотелось ласково шептать в трубку его имя, называть дорогим и милым, а вместо этого нужно было обсуждать какие-то дурацкие новости. Но Андрей ничего не заметил, он просто кипел от возбуждения.

– К нашему расследованию это имеет самое прямое отношение! – крикнул он, и я порадовалась местоимению «нашему» – значит, у нас с Андреем уже есть что-то общее…