— Когда прибудет первый ящик? Как вы понимаете, синьорРевелли, это очень важно.

— Через два дня. Мы могли бы привезти его на самолете,но нам не хотелось бы рисковать. Вы же знаете, как комплексуют французы, когдачастные самолеты привозят что-либо из других стран. А через Германию и Бельгиюмы спокойно доставим ваш груз.

— Но мы платили за два ящика, — настойчивонапомнил господин Абдель.

— Конечно. И сейчас как раз решается вопрос со вторым.Мы уже послали наш запрос, и нас заверили, что все будет в порядке.

— Синьор Ревелли, — решительно сказал мистерАбдель, — если вы пытаетесь нас обмануть или просто затянуть время, то этоне очень умно. Вы должны понимать, что мы ждем столько дней только потому, чтогруз нам очень нужен. Я уже позвонил и сообщил о прибытии его в Европу.

— Правильно сообщили, — в очередной раз поправилсъезжающий галстук синьор Ревелли, — груз действительно уже в Европе. Намостается только перевезти его в Париж, и все будет в порядке, уверяю вас.

— Нам нужны два ящика, — решительно повторилмистер Абдель. — Если прибудет только один, то вся наша операция сорвется.Нам нужны два, — снова подчеркнул он.

— Да-да, конечно, я завтра позвоню вам. Мистер Абдельподнялся и, кивнув на прощание, вышел из бара, направляясь к лифту,расположенному слева от выхода. Он жил на третьем этаже, где находилисьимператорские апартаменты, в которых обычно останавливались высокопоставленныеособы.

Едва он вышел из бара, как синьор Ревелли, немного подождав,достал мобильный телефон, набрал номер и с неожиданной яростью сказал по-итальянски:

— Почему мне до сих пор не сообщили о втором ящике?

— Они говорят, что уже сегодня отправят его вДанию, — раздался в трубке виноватый голос.

— Сегодня, — прохрипел Ревелли, — это крайнийсрок. Наш клиент торопит, нужно во что бы то ни стало ускорить доставку груза.Как в Копенгагене?

— Все в порядке. Груз уже в порту и вечером будет вавтомобиле. Мы погрузим его в рефрижератор, идущий на Париж. Через два днямашина будет у вас.

— Договорились. — Толстяк отключил телефон и торопливонаправился к выходу.

Он заснул почти уже утром, в половине шестого, измотавМашкова необычной экскурсией по территории Центра. В два часа ночи уходилпоследний автобус, и Машков уехал в поселок, а Дронго, несмотря на все уговоры,решил все-таки остаться. Именно поэтому он не явился на завтрак к девяти часамутрам, когда члены комиссии собрались, как обычно, в столовой. Машков пришелпозже всех.

Земсков подождал минут пятнадцать, а затем ироническиспросил:

— Где этот наш новый Пинкертон? Он что, решил незавтракать?

— Он не спал всю ночь, — доложил Машков.

— Как это не спал? — не понял Земсков. — Онже прилетел вчера часов в десять, если не позже.

— Да, — ответил полковник, — но он до двухночи осматривал территорию Центра, а потом пошел к себе работать.

— Куда это к себе? — не понял Земсков. — Онразве не уехал в поселок?

— Нет, — доложил Левитин, — он осталсяночевать в административном здании. Отсюда шел автобус в четыре утра, но он неуехал.

— Вы разрешили остаться на территории Центрапостороннему человеку, не имеющему допуск? — изумился генерал.

— У него есть допуск, — возразил полковникИльин. — У него все оформлено как полагается. Подписано генераломПотаповым, заместителем директора ФСБ.

— Он штатский человек, — продолжал нервничатьЗемсков, — нельзя было его оставлять на территории Центра. И, видимо, онразгильдяй, если не хочет признавать необходимости дисциплины. Он ведь долженпонимать, что здесь особый объект.

За столами сидели не только офицеры, но и ученые, которые немогли понять гнева генерала.

— Здравствуйте. Вы не знаете, где тут можно достатьбритву? — вдруг раздался чей-то голос, и в столовую вошел Дронго.

Земсков чуть не задохнулся от возмущения.

Дронго подошел к Добровольскому и вежливо поздоровался.

— Здравствуйте, — сказал он, — вы, наверно,Игорь Гаврилович Добровольский? Извините, что я вчера не зашел к вам, мнесказали, что вы были заняты с академиками Финкелем и Архиповым.

— Доброе утро, — поздоровался академик, судивлением глядя на него.

— Меня прислали сюда в качестве эксперта. — Дронгопрошел к столу и сел, игнорируя обоих сидевших за столом генералов. Машковулыбнулся.

— Вы не считаете нужным здороваться с нами? —резко спросил его Земсков.

— Здравствуйте, — кивнул ему Дронго, —по-моему, я поздоровался со всеми, когда вошел в столовую.

— Я руководитель комиссии генерал Земсков, — спафосом сообщил генерал.

— Очень приятно, — Дронго подвинул к себе вилку инож.

— Вы не считаете нужным докладывать, чем вы занималисьвчера ночью на территории Центра? — повысил голос генерал.

— Нет, — не менее громко ответил Дронго, — несчитаю.

Академик Финкель удивленно повернулся к нему. Архиповизумленно развел руками.

— Я летел почти сутки, чтобы как можно быстреедобраться до Центра, — спокойно сообщил Дронго, — сутки, —подчеркнул он, — а когда я прилетел, ни вы, ни генерал Ерошенко даже ненашли времени принять меня. Я ведь прилетел сюда не на прогулку, генерал, и неявляюсь вашим сотрудником, поэтому не нужно относиться ко мне таким образом. Яприлетел работать, и если вы хотите сотрудничать со мной, то давайте это делатьвместе, а если не хотите, то и не нужно. А ваши генеральские амбиции оставьтепри себе, если хотите действительно добиться успеха.

Сказав это, он взял хлеб и положил себе на тарелку. Финкельподмигнул Архипову и покачал головой, показывая большой палец. Ему понравилсястоль напористый новичок. Земсков побагровел, но ничего не сказал. Ерошенко, поадресу которого тоже прошелся Дронго, перестал жевать и сидел нахмурившись.Завтрак продолжался в полном молчании, пока вдруг Дронго первым не взорвал этунапряженную тишину.

— Мне кажется, что в некоторых ваших выводахприсутствуют очевидные просчеты. — Он сказал это, не обращаясь ни к кому,словно просто разговаривая вслух с самим собою.

— Почему? — спросил Финкель. Ему была интереснаподобная манера поведения Дронго.

— Вы правильно рассчитали способ хищения из хранилища.Собственно, по-другому заряды, видимо, и нельзя было вытащить, — началобъяснять Дронго, — просто невозможно. Но, указав на возможность вывозазарядов вместе с радиоактивными отходами, вы, Исаак Самуилович, невольноподтолкнули всех к не совсем корректному выводу.