– Ма, но, по-моему, дело не в твоих нарядах.

– А в чем, бэби?

– Просто Тюльпанчик боится…

– Меня?

– Нет, изменения своей судьбы. Если он признается, что любит тебя, то это будет лишь первым шагом в новую, неведомую супружескую жизнь.

– Ах, Гло, наверное, ты права. Я как-то о браке и не подумала. Неужели он хочет жениться на мне, но никак не решается кинуться в семейный омут?

– А почему бы и нет?

– Тогда все легко объясняется. И регулярные танцы, и изматывающие экскурсии…

– Кстати, Ма, куда вы сегодня идете?

– Гло, представь: в Дом инвалидов.

– Куда-куда?

– В Дом инвалидов, бэби.

– Ну и диапазон у председателя. То Гранд-опера, то прибежище ветеранов…

– Бэби, все в нашей жизни построено на контрастах.

– Точно – любовь и кровь.

Аспирантка, пережившая в реальности современную бойню, вдруг вспомнила Варфоломеевскую ночь.

– Что в семнадцатом веке, что в двадцать первом…

– Да, бэби. Времена меняются, а люди – нет. Любят по-прежнему, и ненавидят, как в доисторические времена, и уродуют друг друга по полной.

– Что за удовольствие смотреть на искалеченных и увечных?

– Бэби, ты не права. В Доме инвалидов пребывают не только заслуженные ветераны. Голландец обещал шикарный экскурс в историю.

– Надеюсь, не в Варфоломеевскую ночь?

– В девятнадцатый век – золотой век французских побед.

– Ма, отличный параллельный выход! Ты – в Дом инвалидов к мертвым героям. Я – в клинику к живому герою, но тоже инвалиду.

– А что, настолько серьезное ранение?

– Еще не знаю.

– Гло, желаю, чтобы твой избранник побыл инвалидом некоторое время, а потом вернулся в былые кондиции.

– Ма, я тоже за подобный вариант.

– Милая, ты не будешь возражать, если я буду тебя почаще беспокоить?

– Нет, конечно.

– Просто дух захватывает, когда я думаю, что у нас с тобой как бы два параллельных романа.

– Мне тоже нравится такое положение.

– Мой Тюльпанчик признался в самом сокровенном, в чем не признавался никогда и никому…

– А мой медведь совершил подвиг!..

– Ладно, пусть все идет как идет. Пока, бэби.

– Пока…

При входе в больницу аспирантское сердце встрепенулось, пульс участился.

Как всегда, Глория начала терзать себя вопросами, не имеющими ответа.

А вдруг раненому стало хуже и к нему не пропустят?

А вдруг русский пациент не захочет видеть ту, из-за которой пострадал?

А вдруг библиотечный герой элементарно захочет вернуться на родину?

А вдруг далекие родители потребуют, чтобы сын как можно скорее покинул негостеприимную страну?

Но тут сомнения и терзания вытеснила здравая и великолепная идея, которую успокоившаяся аспирантка решила озвучить у постели раненого.

Только бы разрешили свидание, только бы разрешили…

И Глория Дюбуа легко и просто, как жертва университетской трагедии, получила допуск.

Вдобавок постаралась Гранд Маман, которая обеспечила русскому герою одиночную палату-люкс и все, все, все, что требовалось для скорейшего выздоровления.

Перед тем как отворить дверь из матового стекла, Глория поднесла к губам фамильную реликвию – золотой медальон – и поцеловала – на всякий случай…

Не успела Глория Дюбуа оглядеться в просторной и светлой палате, заставленной приборами, следящими за функционированием раненого организма, как раздался бодрый и веселый голос:

– О, наконец-то я дождался Королеву роз!

– А вы откуда знаете?..

Не договорив, аспирантка в замешательстве уставилась на букет роз возле трансформируемой постели.

Кто-то опередил?

Глория профессиональным взглядом определила, что это цветы не из родового поместья Дюбуа, но и не из магазина.

Такие розы могла притащить русскому герою лишь сотрудница Национального парка в Шривпорте, имеющая возможность срезать любые цветы.

Аспирантка зло швырнула свой букет на столик рядом с предательским букетом лучшей подруги.

Да, Тина Маквелл не только побывала здесь с утра пораньше, но еще и распустила язычок, наговорив наверняка кучу лишнего.

– Так, похоже, Королеве не по нраву визит подруги?

– От кого-от кого, но от Ти я не ожидала такой подлости.

– Да никакая это не подлость – так, визит вежливости.

Русский пациент указал пальцем на ширму.

– Кажется, там есть подходящая медицинская посудина и для вашего букета.

Глория действительно обнаружила за ширмой большую пустую колбу, вполне годящуюся под цветы.

Тут же нашлась и емкость с дистиллированной водой.

Аспирантка наполнила колбу и бросила туда две таблетки аспирина и таблетку глюкозы.

Глории хотелось, чтобы ее Безымянная Красавица как можно дольше радовала взгляд мужчины, достойного женщины из рода Дюбуа. Тем более теперь, когда белым розам предстояло сразиться с пунцовыми нахалками у больничного ложа.

– Королева, мне скучно! – раздался озорной голос раненого. – Чрезвычайно скучно.

Поместив букет в колбу и отодвинув конкурирующие розы подальше в сторону, Глория устремила волшебный и проникновенный взор на русского пациента.

– Надеюсь, Ти не развлекала вас фривольными рассказами о своих амурных похождениях.

– Нет, ваша замечательная подруга, о Королева, лишь все время твердила о каком-то несчастном Брауне, залоге, брачном контракте, адвокате, прокуроре, судье. Но я так ничегошеньки и не понял.

– Это племянница Брауна стреляла…

Замолчав, обессиленная Глория Дюбуа присела на край постели.

– Тебе плохо?

Раненый ловко здоровой левой рукой нащупал пульс явно «поплывшей» аспирантки.

– Плохо?

– Нет, хорошо.

– Ты так не пугай меня, Королева.

Как-то мгновенно и естественно русский пациент и американская гостья попали в тот доверительный тон, при котором любая, даже самая пустая, беседа обретает высокий смысл.

– А пульс-то не в норме.

– Сейчас отдышусь.

– Может, вызвать доктора?

– Ни в коем случае. А то мне запретят приходить сюда.